Лучшие истории Сентябрь 2017

они заставляют воспитателей оставаться на работе сверхурочно и лишают их права на заслуженный отдых.

Однажды руководство сада, устав от подобных опозданий, решило, что укоризненных взглядов недостаточно, и ввело за опоздание штрафы. Уж под финансовым давлением наверняка родители перестанут опаздывать, думали они.

Но случилось обратное. После введения штрафов опоздания не только не прекратились, но и участились. Родители обосновывали: "уж если мы платим за опоздание деньги, то это не провинность, а рыночная оплата труда". Прежде недопустимое поведение стало для родителей социальной нормой.

Через несколько недель, осознав бесполезность мер, штрафы за опоздание в детском саду отменили. Но было уже слишком поздно. Укоренившаяся социальная норма того, что воспитатели должны следить за детьми допоздна (уж коль скоро им за это платили) не исчезла после отмены штрафов. В сознании родителей она заменилось нормой "они по прежнему должны этим заниматься, просто теперь это бесплатно". Соответственно, опоздания опять-таки участились.

Изучивший этот феномен психолог Дан Ариэли подвел итог: "когда рыночные отношения приходят на замену социальным нормам, последние уходят надолго, и назад их вряд ли уже удасться вернуть, даже если рынок изменился".

классик геофизик, руководит целым направлением в РАН.

Так и росли деточки в Москве под заботой еврейской мамочки и ее тетушек и дядюшек.

Отец, приезжая домой, глядел мрачно на это безобразие, но в воспитание не вмешивался. Пока братья школьники не устроили у него на глазах истерику на тему того, что мама не сделала им какое-то пособие для биологии.

Все. Хлопнул он в ладоши. Уезжаем. Одевайтесь, пацаны. А ты, мамочка, остаешься. Нечего визжать, так надо. К деду моему едем. Крестному. В город Ужур. Сам перелет и дорога от Ачинска уже были приключением и страданиями. Так много плакать как тогда — мы с братом не плакали до сих пор. Еда не та, спать неудобно на вокзале, трясет, люди вокруг плохие и вонючие и тд. И вот наконец мы предстали под очи сухонького старичка, который один жил на краю городка. Глядя на заплаканные рожицы пацанов, дед о чем-то пошептался с отцом, да и отправил его обратно. Хрен с ней с этой школой, здоровье дороже, приезжай за ними через месяц.

Когда отец привез братьев домой, первое что они сделали — пошли с ним в охотничьий магазин, где братья сами с бывалым видом выбрали себе ружьишки. Сайгу потребовали, чтобы тоже взял себе отец, а себе тщательно выбрали воздушки. Потрясенная мама утром увидела пацанов, которые в 5 утра злобно, по ее мнению, мутузили друг друга. На ее крик — они удивленно сказали, ты шо, мамка, ох[рен]ела? Мы боремся, это зарядка. Дай ведро, будем обливаться. На причитания мамы, что же с ними сделал этот дед — они сказали басом, не ссы мамка, плохого не было, ну так пару раз от[метел]ил нас дедуля, да это х[ер]ня. Зато мы такого кабана с ним завалили. И пошли рассказы про охотничьи похождения, сплавы и пр.

Так что вот, мужики. Если вы увидите еврея банкира, который х[рена]чит по тайге в фуфайке с ружьем — это не побег. Это я или мой брат идем на нашу родовую заимку на свою заслуженную охоту.

"Войдите", произнесенное приятным баритоном, Ромка придал лицу выражение приветливой индифферентности (блуждающая полуулыбка, легкое презрение в глазах) и последовал приглашению. За столом сидел средних лет мужчина в светло-зеленой медицинской униформе, являвший собой эдакий гибрид Санта-Клауса с Айболитом, только без бороды. Зато присутствовал внушительных размеров животик, седеющие виски, очки-полукружья на носу картошкой и пальцы-сардельки, сжимающие казавшуюся слишком хрупкой для них авторучку. Обширную лаковую загорелую лысину покрывала зеленая же медицинская шапочка.

Усевшись на предложенный доктором стул, Ромка изложил суть дела: мол, надо ехать, а у меня кот, бросить не могу, я его еще за забором приютил, стал быть, надо документ. Доктор привычно запустил руку в ящик стола, достал бланк и поднял глаза на Ромку.

– Кличка? – поинтересовался доктор.

– Глыба, – ответил Ромка.

– А кота? – на всякий случай уточнил доктор.

Ромка сменил выражение лица на "а чё? ", то есть оставил полуулыбку, глаза же стали смотреть выжидающе-нагло.

– Е*анат, – как ни в чем не бывало, сообщил он доктору.

Рука ветеринара замерла, не коснувшись бумаги. Аккуратно положив ручку рядом с кошачьим паспортом, он медленно приподнял очки и сильно потер переносицу. Потом, не опуская очков, посмотрел на посетителя. Выражение лица было точь-в-точь, как у Ромки.

– А ласково, значит, Е*анашка? – скорее утвердительно, чем вопросительно, тихо произнес ветеринар.

– Ага, – даже как-то обрадовался Ромка, на всякий случай сменив выражение лица на откровенное "нуи х*ли? " – Откуда знаете?

– У меня дома кошка. Бациллой звать, – ответил доктор скучным голосом.

– А-а-а, – посочувствовал Ромка.

Пройдясь до стоящего в углу шкафчика, доктор выставил оттуда на стол банку с резиновой пробкой, на глаз – около литра, и две разнокалиберные мензурки. Быстро налив и предупредив:

– Спирт. Если надо, вода в кране, – звериный эскулап сноровисто опрокинул свою посудину.

Ромка последовал примеру. В дверь стукнули и, не дожидаясь разрешения, в кабинет протиснулся тщедушный человечек.

– Мне это, документ надо. На попугайчика.

– Кличка? – выдохнул доктор.

– [ман]добол, – радостно осклабился вошедший.

Доктор молча встал и пошел к шкафчику – за третьей мензуркой.

чуть не пополнился богом армейского долбое[ж]изма-двуликим разорванным Анусом.

Поначалу два призвыника Коля и Федя ничем не выделялись из общей массы. Белобрысые, ушастые тормозные духи. Поскольку оба были из путяг -их отправили в автобат. Там-то они и прославились впервые. На 66м Газоне протек бак. Прапорщик, тоже невеликого ума деятель, позвал первых попавшихся воинов (колюфедю) -и велел бак заварить. Два дятла-самоубийцы уже подтащили сварочный аппарат, когда, на свое счастье попались на глаза ангелу-хранителю.

— АААА!! Дебилыбляяя! -орал на недопреставившихся дед-ефрейтор. Вам жить надоело?! Уррроды! А бензин слить?!

Дебилы послушно слили топливо, сняли бак, открутили все пробки и по совету ефрейтора надели бак на выхлопную трубу другого грузовика. Дабы горячие выхлопные газы выветрили все пары бензина. Подождали полчаса.

Потом пошли за советом.

Ангел хранитель к этому времени свалил по своим делам. Невезучие сварщики пошли искать другое вместилище знаний. И нарвались на инфернального демона-черпака, что грелся на солнышке.

— Можно вопрос задать?

— Можно Машку за ляжку и козу на возу-а в армии- "разрешите".

— Разрешите спросить?

— Ну?

— Как узнать-есть ли в баке пары бензина?

— Спичку туда бросить.

Сказано-сделано. Зажгли спичку, бросили, узнали. Пары были. На счастье этих кретинов-немного. Но хватило на то, что бы превратить бак в шар. От взрыва его расперло во все стороны.

Что никак не смутило Колюфедю. Те аккуратно заварили все щели и кое-как приделали бак на место.

Наутро у начальника автобата случился родимчик, когда он увидел 66й газон с распухшим яйцом между колес. Орал он так, что казалось-еще немного и коронки расплавятся. [ман]дюлей получили все-и смышленый прапорщик, и демон черпак, и ангел-ефрейтор.

Коляфедя отделались легко. Их, как юродивых, оставили без критики (не поймут)- и велели оквадратить круглое.

Благая весть разлетелась по всей части и толпы паломников полезли на забор зырить на газон с отбитыми яйцами.

Полковые негодяи зубоскалили неделю. Коляфедя прославились.

И тут же закрепили успех-трое суток колошматя по баку молотками. Три дня автобат угорал над старательными молотобойцами, пока ангел-ефрейтор, не выдержав, вырвал у них предмет производства. К этому времени бак потерял всякую форму и являл уже собой законченное художественное произведение. Музей Гугенхейма легко бы взял его в экспозицию.

Ефрейтор не оценил труды скульпторов, повелев выкинуть творение ("эту х[ер]ню" в его определении) и приволочь бак со свалки. Благо, там валялось несколько остовов от 66х.

Потом двух героев послали работать на завод-разгружать вагоны. Ловелас Федя умудрился соблазнить заводскую стропальщицу-здоровенную бабищу под центнер весом и с руками молотобойца. Обделенная мужским вниманием звероподобная стропальщица, от свалившегося на нее женского счастья вошла в раж. Схватила милого за булки и рванула слегка в стороны. Федя треснул по шву.

Вжопураненого Федю, давясь от хохота, отвезли в госпиталь зашивать. Кое-как оформили все как производственную травму. Ну а иначе всем бы развальцевали отверстия.

Но, понятное дело, благая весть облетела всю часть. Начальник автобата каждый раз ставил его в пример личному составу.

— Бездельники! Раздолбаи! Вам бы только х[рены] пинать! Один Федя за вас жопу рвет на работе!

Прошел год и Коляфедя "состарились". Оказалось, что Федя-потомственный алкоголик, а Коля- убежденный плановой. Причем, если Федя по пьяни был тих и благостен, то из обкуренного Коли энергия хлестала через край. Как то раз, наобщавшись с духами предков обдолбанный Коля приперся в казарму. Там ему прихватило живот. Пакостный двоюродный дядя насоветовал не париться с беготней до тубзика, а облегчится прямо в проход между койками.

Но! Заметая следы хитрый Николай подтерся простыней соседа-Федора.

Поутру друзья начали делить ответственность.

— Это ты насрал!

— Нет ты!

— Во твоя ж простыня вся в говне!

На шум прибежал многострадальный комбат и первое время не знал что сказать. Просто разевал и захлопывал рот. Потом провели расследование. Оно было недолгим.

— Коля, а где твоя форма?

—?!

Оказывается, Николай под действием веществ ночью бегал по футбольному полю перед казармой, срывая покровы. Готовился ко сну, так сказать. Хб, кирзачи, ремень и пилотка валялись по всему стадиону, указуя на масштаб его личности. Незаурядный.

— КАК? КАК ТЫ МОГ НАСРАТЬ В КАЗАРМЕ?! -пытал комбат героя.

— У меня вегетососудистая дистония- ответил засранец и тем обессмертил свое имя. Отныне для всей части он стал Вегетососудистым.

Однажды под дембель эти два кренделя нажрались. Ночью шлялись по расположению. Тут на глаза им попался гипсовый часовой, что бдительно охранял стенд с присягой. Возле плаца стоял он годами, подавая личному составу пример стойкости перед лицом лишений.

Два дебила долго бродили вокруг монумента, дергая его за ремень и требуя "грудину к осмотру".

— Почему сапоги не чищены?

— А давай почистим!

— А давай!

Почистили ваксой. Полюбовались. Красиво. Ну и уже в угаре начистили ему рыло гуталином, а заодно и кисти рук. Потом сгоняли за соломенной шляпой, что неведомо как попала в автобат. И натянули ее часовому на башку. [мав]р получился: любо-дорого смотреть. Последним штрихом послужил окурок, прилепленный Федей к чувственным губам истукана.

... Шедшего поутру полковника посетила богиня Ата, когда он увидел у Присяги [мав]ра в белом кителе и с автоматом. В соломенной шляпе нагло курящего на посту.

Комполка стоял, бешено вращая очами минут 5, любуясь композицией. Потом порысил в штаб, где пистон получили все.

Вздрюченное реакционное офицерье учинило дознание и вычислило авторов.

Собственно, кто б сомневался.

На художников наорали в 30 глоток и повелели оттереть все взад. Те два дня скребли истукана щетками, мыли чем придется-ничего не выходит. Черного кобеля добела не отмоешь.

Потом решили побелить.

Получилось.

Статуя засверкала первозданной белизной.

До первого дождя.

Наутро приезжает проверка и ну полкана пытать- чего это у тебя мулат на плацу делает?

Полковник завыл матерно и вздрючил всех снова. Статую побелили заново.

Дождь- и стенд караулил метис.

Решили покрасить маслом. Заляпали весь постамент. Раз такая беда-художественный совет, в который превратился штаб разрешил размалевать фигуру реальными цветами. На форму то зеленая краска нашлась. На сапоги черная тоже. А вот с лицом проблема. Коляфедя заебенили лик защитника желтым. Подкрасили глазки, подвели бровки. Подмазали губки. Полюбовались. Ну как живой!

Наутро опять проверка. И первым делом, понятное дело, бегом смотреть памятник.

— Полковник, а полковник! А нах[рен]а у тебя китайская проститутка заместо [мав]ра стоит? Или у бойца желтуха? А зачем он губы накрасил?

Полковник завизжал, орошая оробевшую комиссию слюнями и приказал снести статуй к [дол]баной матери. Заодно под шумок уволили творцов. Пока они еще чего не украсили.

только наиболее достойным. И он не просто их крестит — он с ними ещё и разговаривает.

Например, у него есть любимая кружка. На кружке нарисован пингвин. Пингвина зовут Пафнутий.

Я как-то поинтересовалась:

— А почему Пафнутий-то?

Муж посмотрел на меня удивлённо и спросил:

— Ну а как?

Я подумала и поняла: действительно, больше никак.

По утрам муж достаёт Пафнутия из кухонного шкафчика и говорит:

— Ну, брат Пафнутий, по кофейку?

Вечерами они с Пафнутием пьют чай, и муж мой жалуется ему на меня:

— Видишь, Пафнутий, с кем приходится коротать век? Цени, брат, одиночество, не заводи пингвиниху.

Ещё на даче у нас проживает болгарка по имени Зинаида. Болгарка — не в смысле уроженка Болгарии, а в смысле инструмент для резки металла.

Сперва муж назвал её Снежана, потому что считал, что у болгарки непременно должно быть болгарское имя. Однако, познакомившись с характером болгарки, он понял, что она Зинаида.

Когда нужно разрезать что-нибудь металлическое, он достаёт её из сарая и говорит:

— Зинаида, а не побезумствовать ли нам?

И они начинают безумствовать. А когда набезумствуются, он её относит в сарай, укладывает на полку и нежно говорит:

— Сладких снов тебе, Зина.

А в квартире у нас живёт шкаф по имени Борис Петрович. Вот так уважительно, по имени-отчеству, да.

Это мы когда только купили квартиру, то первым делом заказали шкаф. И собирал нам этот шкаф сборщик, которого звали Борис Петрович.

Конечно, сей факт бросает тень позора на моего мужа, но на самом деле этому есть объяснение.

Вообще-то, всю остальную мебель в нашем доме (а так же в доме моей мамы, в доме его родителей и в домах многих наших друзей) муж собирал сам. И шкаф бы собрал, как раз плюнуть, но вышло так, что в день доставки он находился в командировке и вернуться должен был только недели через две.

Я категорически отказалась жить две недели посреди немыслимого количества досок и коробок, к тому же мне не терпелось поскорей развесить всю одежду на вешалки, поэтому дожидаться мужа не стала и пригласила магазинного сборщика. И, конечно, сорок раз об этом пожалела.

Сборщик Борис Петрович, собираясь ко мне в гости, принял одеколонную ванну, и этим одеколоном марки "Хвойный лес" (или "Русское поле", или "Юность Максима" — не знаю) провонял весь дом. Я спасалась от амбре Бориса Петровича на балконе.

Работал Борис Петрович сосредоточенно, неторопливо, с чувством, с толком, с расстановкой, с пятью перерывами на чаепитие. Очень удивлялся, почему я не составляю ему компанию за столом. А я просто не могу пить чай, воняющий одеколоном.

Профессионал Борис Петрович, будучи сборщиком от бога, собирал шкаф с 9 часов утра до 11 часов вечера. Мой муж за это время мог бы легко посторить двухэтажный дом и баньку во дворе.

Вещи мои так и остались лежать в коробках, не познав холодка вешалок, потому что все две недели до приезда мужа я проветривала всю квартиру, и шкаф в частности, от аромата Бориса Петровича. Мне даже было стыдно ездить в метро, потому что мне казалось, что от меня на весь вагон таращит этим дешёвым убойным одеколоном.

Когда муж приехал, в квартире уже была вполне пристойная атмосфера. Он радостно подскочил к мебельной обновке, счастливо завопил: "О, шкафчик! " — и замер, распахнув дверцы.

Примерно минуту он приходил в себя от нахлынувшего на него смрада, а потом спросил меня:

— Эммм... Это что?

— Это Борис Петрович, — ответила я.

Вот так наш шкаф получил своё имя, а сборщик Борис Петрович, сам того не ведая, стал его крёстным (нашим кумом, стало быть).

Теперь муж, собираясь на какое-нибудь важное мероприятие, советуется со шкафом, что ему надеть:

— Борис Петрович, как насчёт синей рубашки?

Или просит:

— Не одолжите ли галстук, Борис Петрович?

Или вешает в него костюм и говорит:

— Борис Петрович, храни его, как свою честь.

Ещё у нас есть журнальный столик Степан.

Ну тут всё просто: мы его купили в разобранном виде, а дома выяснилось, что инструкция по сборке написана на английском и китайском языках.

Муж сперва потребовал у меня читать китайский вариант, потом минут десять возмущался, что женился на какой-то безграмотной лохушке, которая даже китайского не знает, а после этого милостиво разрешил читать по-английски.

Лохушка-жена и по-английски, в общем... кхммм... Но ещё что-то как-то.

В инструкции было написано: "step one". Ну, при моём произношении... В общем, так журнальный столик стал Степаном.

Когда я ищу зажигалку или какой-нибудь журнальчик, муж говорит:

— Не знаю, где. Спроси у Степана.

Ещё у нас есть микроволновка Галя. Я так понимаю, это что-то личное, о чём мне знать не надобно.

Потому что когда муж пихает в неё тарелку с едой и нежно говорит: "Согрей, Галя... Сделай это для меня, крошка... " — у меня все вопросы застревают где-то в районе щитовидки.

Отголоски романтического прошлого, видимо.

Ещё у нас на даче есть электроплитка, которая вечно ломается. Муж зовёт её Надюша.

Когда я спросила, почему именно Надюша, он ответил:

— Да была у меня одна... Тоже всё время ломалась.

Когда он утром собирается пожарить на ней яичницу, то всегда спрашивает:

— Ну, Надюша, сегодня-то ты станешь, наконец, моей? Давай, детка, дай шанс моим яйцам.

Ещё у нас есть пепельница Раиса. Муж утверждает, что то, что она Раиса, видно невооружённым глазом.

Когда муж хочет покурить, он говорит:

— Раиса, составь приятную компанию.

А когда его что-то отвлекает, то он кладёт в неё сигарету и говорит:

— Раиса, покарауль.

Эта инфекция носит вирусный характер.

У одних наших друзей есть телевизор Филя (потому что "Philips") и холодильник Анатолий (потому что в нём всегда напихано всякого говна, как в карманах жилетки Вассермана).

Другие лентяйку от телевизора назвали Люсей — в честь соседки, которая тоже, по их словам, лентяйка.

У третьих проживает стиральная машина Любовь Петровна. Когда им эту машину доставили и распаковали, то их старенькая бабушка всплеснула руками и сказала:

— Красивая, как Любовь Петровна Орлова!

И даже у моей мамы есть чайная ложечка по имени Изольда. Я так и не знаю, почему именно Изольда. Когда я попыталась это выяснить, мама посмотрела на меня, как на умалишённую (впрочем, она всегда на меня так смотрит), а муж возмущённо сказал, что более глупого вопроса в жизни не слышал, и что каждому дураку понятно, почему ложечку так зовут.

Собственно, вот.

Не знаю, зачем я тут всё это понаписала... Ну, вероятно для того, чтоб лишний раз подчеркнуть идиотизм своей семьи и приближённых к ней товарищей.

эго. Другие пассажиры скромно жались по краям. Мужик время от времени пробегал пальцами по своей трубе, скажем так. Вид у него при этом был озадаченный: с похожим выражением лица шарят по карманам в поисках пропавшего кошелька. Мужик музицировал слишком заметно. Мне в очередной раз стало жутко неловко: в вагоне было много женщин, причём пожилых. Некоторые из них отворачивались, стараясь смотреть в другую сторону.

Напротив этого паганини сидел старенький дедушка. Несколько деревенского вида, в кирзовых сапогах, с сумкой-тележкой, в которой он, видимо, ещё подвозил снаряды на передовую во время войны. Дедушка, как раз наоборот, внимательно наблюдал за солистом нашей местной филармонии. В глазах старичка засверкали задорные искорки.

Неужели дедок что-то ему ляпнет, подумал я. Ляпни, дедок, умоляю, ляпни, бормотал я про себя целую станцию.

И дедок ляпнул:

"Потерял чего, милок? "

Мужик вздрогнул и (я чуть не написал — выронил инструмент) отдёрнул руку.

Но было уже поздно.

Потому что дедушка громогласно закончил репризу:

"Хочешь, свой одолжу? Мне-то уж без надобности".

вымотанные до нельзя, в глазах аж темно, а просвета не видно.

И надо было их обычному преподавателю куда-то отлучиться. Надо сказать что их обычный препод с кафедры был такой военный профессор, академию закончил, супер-дупер важный дядька. Теорию знал на пять и умные фразы говорил. Взамен над их группой принял коммандование другой преподаватель, Александр Петрович Оськин. Знаменит Александр Петрович был на весь институт (да и пожалуй на всю страну) хотя бы тем что в 1944-м он первым подбил "Королевский Тигр".

Он посмотрел на измотанных курсантиков и сказал "Теперь мы будем изучать практическое преодоление водных преград. Всем раздеться. " и сам разделся. А потом заорал "на штурм... Айда в реку. "И побежал со всеми купаться. Час купания в реке, и весь состав был бодрым и весёлым. Как будто заново родились. Все остальные задания закончили чётко, на ура.

А под конец дал будущим офицерам лучший урок за все годы военной кафедры, и всего одной фразой — "Солдата, братцы, понимать надо. "

Что ещё можно сказать? Пожалуй нечего.

Достойный был человек.

плетьми. Левая еще кое-как сгибалась в локте и сжималась в неуверенный кулак, с правой было совсем безнадежно. Бабушка слонялась по участку и не знала, куда себя деть. Три радости у нее было в жизни, кроме внука: огород, рукоделие и домашние заготовки. И всех трех лишил проклятый инсульт… Соседи поддерживали ее как могли. Как под копирку, пересказывали истории о дальнем родственнике коллеги троюродного брата, у которого был не просто инсульт, а вообще инсультище на всю голову. "И что бы вы думали, восстановился полностью! Не сразу, да, лет пять прошло, но человеческий организм такая штука, так что ты, баб Ев, не теряй надежды! "

Прошлым летом бабушка Ева все так же сидела на крылечке или бродила по огороду. Несмотря на горы лекарств и сложную физиотерапию, за год она смогла только научиться зажимать в кулак левой руки ложку и с грехом пополам доносить до рта. "Не надейтесь особенно" — сказали дочери врачи.

Этим летом мы на дачу не поехали. Возили дитя на море после успешного поступления в университет. Добрались до огорода только в конце августа, яблоки-груши снять. Первым делом смотрю – на соседнем участке бабушка Ева затопила буржуйку во дворе и варит варенье. Одной рукой мешает, другой кастрюлю придерживает. Похорошела, надела яркий спортивный костюм, даже подкрасилась, кажется. Мы всей семьей к ней: поздравлять с удачной реабилитацией, расспрашивать…

А бабушка Ева говорит: "Не было никакой реабилитации. Вылечила меня фельдшер скорой помощи. За одну новогоднюю ночь".

Вот такая удивительная и страшная приключилась история (в медицине не силен, со слов бабушки пишу). Новый год семья бабушки Евы решила встречать на этой самой даче. Как раз предыдущим летом дом утеплили, котельную построили, вот и захотели обновить. Приехали, нарядили елку, стали накрывать стол, включили телевизор. Дочь с зятем готовят, внук возился на полу с игрушками, тут и уснул, бабушка тоже прикорнула в кресле. Внука стали будить, время кушать, а он не просыпается. И тут дочь кричит: "Он не дышит! "

Дальше бабушка Ева помнит все, как в тумане. Помнит, как стояла в дверях и молилась, чтобы если внук умрет, ей бы умереть с ним вместе. Как ее дочь рыдала, а зять пытался делать то искусственное дыхание, то непрямой массаж сердца, и они никак не могли понять, мальчик дышит хоть немножечко или совсем нет. Как бесконечно долго ехала скорая. Как наконец приехали и стали что-то делать с ребенком.

Вдруг из тумана выплыло суровое лицо молодой фельдшерицы. "Слушайте внимательно, — строго произнесла она, — объяснять буду быстро, только на вас вся надежда. Видите, в каком состоянии родители? А вы человек взрослый, серьезный. Сейчас они едут с нами в больницу, а вы берете бумагу, ручку, садитесь за стол и пишете во всех подробностях, как ваш внук провел день. Как спал, когда проснулся, что и когда ел, во что играл, были ли какие-то признаки нездоровья, заметили ли вы что-то необычное. Все-все, что вспомните. Для анамнеза мелочей нет. Утром в семь часов отнесете на вахту, будет наш экипаж проезжать, заберет, отвезет лечащему врачу. Поняли меня? "

Бабушка Ева кивнула. Ну, откуда было фельдшерице знать, что у нее руки не работают? Тем более, это не оправдание. Ради жизни внука она бы ногами, зубами, носом, собственной кровью – что угодно и где угодно написала бы.

Она попробовала зубами. И зажать ручку между пальцами ноги тоже попробовала. Не получалось. Воткнула кое-как крупный красный карандаш в непослушный левый кулак. Стала пытаться выводить буквы. На четвертый час полного отчаяния без новостей (новогодняя ночь, сотовая сеть перегружена) стала дергаться от локтя правая рука. Потом кисть правой руки сложилась в щепоть. Бабушка Ева переложила стопку бумаги на журнальный столик, прижала ее угол тяжелой книгой и стала рисовать Очень Крупные Буквы, сжимая карандаш одной рукой и подталкивая другой.

В шесть часов утра снова приехала фельдшер. Ее беспокоило состояние бабушки Евы. Стоит, не шевелится, вся то ли белая, то ли серая, то ли синяя. Мало ли, инфаркт, инсульт нагрянет от переживаний. Она же не знала, что инсульт уже был. Вот и придумала, чем занять пожилого человека на всю ночь.

И вот что она увидела: бабушка, склонившись в три погибели над журнальным столом, держит карандаш примерно как клюшку для гольфа, выводит огроменные буквы и рыдает в три ручья. Потому что очень медленно все получается, и руки страшно болят, и поясница, и голова, и глаза. Через час относить анамнез на вахту, а она описала день внука только с семи утра до полудня.

А мальчик-то живой и дышит. Нашли полип в горле, удалили, но все же еще только начинается. Мало ли, как проснется после наркоза. Мало ли, что анализы покажут в этом полипе. Куковать родителям в больнице еще долго.

Фельдшер все уже понимает про инсульт, а бабушка и говорит ей, что вот, пока старалась-писала, правая рука немножко заработала. Фельдшер делает бабушке укол от давления и ласково говорит: живой ваш внучек, но лечиться еще придется. Эти бумажки я сейчас у вас заберу, а вы отдохните, теперь уже не к спеху. А как отдохнете, пишите дальше, пишите. Это врачу обязательно пригодится.

Не пожалела времени эта девочка, нашла родителей в больнице, говорит им: мама ваша инсультница мне целую летопись за ночь выдала, и другая рука у нее ожила. Вы обратите внимание, скажите врачу, кто у нее там физиотерапию проводит, и пусть дальше пишет. Пусть все хорошо будет, с новым годом, что ли…

И вот прошло восемь полных месяцев… Мальчик жив и здоров, носится на самокате по всему товариществу. Папа его, исполнившись впечатлений, прошел специальные курсы первой помощи. А бабушка Ева переписала за весну печатными буквами "Руслана и Людмилу" и несколько десятков стихотворений, раскрасила цветными карандашами множество картинок и даже освоила немного пропись для первого класса.

Человеческий организм, конечно, штука сложная, но без неземных чудес. Волосы уложить и красоту навести бабушке Еве все еще помогает дочь. Поднять тяжелое – зять. Но поиграть с внуком в кубики и конструктор, сварить варенье, а самое главное, самостоятельно одеться-раздеться, помыться и почистить зубы она уже может. И почерк у нее даже не хуже пока, чем у внука.

В тот день она налила нам сливового компота из большой кастрюли, половником. Чокнулась с нами чашечками и опрокинула чашечку в себя, не пролив ни капли. Дай бог бабушке Еве долгих лет жизни и крепкого здоровья. Дай бог всякому внуку такую бабушку. А пили мы тогда за фельдшера Светлану. Компот, да, потому что нельзя алкоголь после инсульта. Светлана в ту ночь не только внука бабушке спасла, но и спасла внуку – бабушку. Так что, дорогой бог, дай ей, пожалуйста, всего, всего, всего, и побольше.