Лучшие истории Апрель 2009

Этого Собака отпускают погулять только ночью, и только на территории базы, чтобы не пугать людей (садисты, весна же!).

Но на торговой базе водятся еще и (правильно!) мыши, а значит, в штате должно состоять еще и животное кошачьего рода. Оно и состоит. И этот работник — кот, нет, КОТ! Он даже мышей ловит днем, но ночью... Ах, ночью... Рядом деревня, а там столько симпатичных кошечек, которых уже охватило весеннее безумие... Эх...

Один раз КОТ вернулся утром на работу весь оцарапанный.

В другой раз КОТ вернулся утром на работу с откушенным ухом.

В третий раз КОТ пришел на работу с перебитой лапой.

В четвертый раз охранники утором не обнаружили на территории базы, ни

КОТА, ни СОБАКИ.

Работники вернулись к обеду. Они шли по дороге из деревни плечо к плечу (насколько это возможно при разнице в росте), у обоих на лицах, точнее, на мордах, было выражение полного блаженства

— у кота: наконец-то поимел всех красавиц, и никто из местных не заикнулся, рядом такой телохранитель!

— у собаки: наконец-то мне показали, как выбраться отсюда, и просто всех поимел!

Весна объединяет...

следователь в это мрачное заведение и направляется к нужному помещению, которое "случайно" оказывается в самом конце длинного, узкого, почти темного коридора, в конце которого горит одинокая лампочка мощностью Вт 40. Вдоль обеих стен коридора стоят тележки с покойничками, накрытыми простынями с номерками на больших пальцах ног.

И вот значит заходит следак в такой коридорчик и застывает на пороге, всё-таки жутковатая картина, когда, наконец, он собирается с духом и начинает движение, то дойдя примерно до половины, один из "трупов" в конце коридора начинает медленно подниматься со своей тележки. Этим самым "трупом" назначался один из работников морга, который в награду за свою роль мог первым видеть реакцию бедного следока. А реакция, по рассказам, была самой разнообразной! Кто кричать начинал, кто на помощь звал, кто громко и нараспев молитвы читал, были и такие, кто в обморок падал. Потом бедолаге наливали стакан спирту, чтоб стресс снять, ну и в общем дело кончалось миром, пока в один прекрасный день один из молодых следаков не пришёл в морг при табельном оружии. Ну и когда "покойник" стал "воскресать", тут же выхватил пистолет и попытался уложить неугомонного "усопшего" на место. Вот тогда спиртом пришлось отпаивать не только горе-актёра, но и всю "труппу". Хорошо ещё, что следак по причине сильного душевного волнения в цель ни разу не попал. Но после этого подобную практику прекратили.

адвоката. Паханы обрадовались: свой адвокат в банде!

Но потом он начал прокручивать некие дела МИМО банды, и всю выручку клал в карман. Когда пахан об этом узнал, он послал к нему домой двух шестерок разобраться. Но он уже был готов. Он просто вынул ствол и сказал:

— Ребят, идите отсюда, это дело вам не по зубам. А если хотите договориться, присылайте пахана. А пахан — это был его одноклассник.

Пахан пришел, и адвокат его спрашивает:

— Сколько ты хочешь?

Пахан подумал, и сказал:

— 20 процентов.

Парень ответил:

— Я даю тебе 30 процентов, но я выхожу из банды и открываю свое дело. Пахан подумал и сказал:

— Хорошо.

Вот как вы думаете, какой бизнес может открыть бывший бандит? Ресторан, сауну или казино? Ничего подобного — он открыл БИБЛИОТЕКУ! Вся банда валялась под столами от хохота. Большинство вообще не понимали, зачем нужны книги.

Надо было видеть лица библиотечных начальников, когда человек, по виду явный браток, заявился к ним и сказал:

— Хочу открыть библиотеку! А в то время (1985-1990 годы) библиотеки закрывались одна за другой, потому что библиотекари разбегались со скоростью звука, никто не хотел там работать за мизерную зарплату. А он говорит:

— Я зарплату сам обеспечу, вы мне только помещение дайте и стеллажи, чтобы книги ставить. Да пожалуйста, у нас как раз библиотека закрылась!

Библиотека была коммерческой. То есть человек приходил, платил ЗАЛОГ в размере стоимости книги, и брал ее почитать. Потом он мог ее вернуть, и получал залог обратно.

Конечно, ему сначала не поверили, и всякие инспекции валили косяком. Для них у него стояло несколько полок с Пушкиным и Гоголем.

А на самом деле это был фактически книжный магазин, и через него проходил бурный поток фантастики, детективов и приключений. Были, конечно, книгоманьяки, которые действительно брали книги, читали и возвращали, а потом брали другие. Но большинство людей книги почти никогда не возвращали. Но цена книги уже была заплачена в качестве залога, и возврат его не интересовал. При этом он не платил налоги, как магазин, а наоборот, получал дотации от государства, как библиотека.

Он отыграл весь колоссальный книжный бум, захвативший страну в перестроечные годы. При чем не просто отыграл — он его предвидел!

это делал? Не знаю. Пока отец был жив мне не приходило в голову спросить, а теперь поздно. Может быть ему не хватало адреналина. А может быть им двигало любопытство. Похоже он не мог устоять перед искушением закинуть удочку в тихий омут и увидеть что за черта он вытащит на этот раз. Ему, конечно, везло, что черти попадались не очень злобные.

В то спокойное субботнее утро отец оторвал листок календаря и увидел, что сегодня день рождения Брежнева. После завтрака он оделся потеплее

(на дворе стоял декабрь), пошел на почту и отправил по адресу — МОСКВА, КРЕМЛЬ, ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС — телеграмму следующего содержания: "ДОРОГОЙ ЛЕОНИД ИЛЬИЧ ДВТ ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ ТЧК ЖЕЛАЮ ЗДОРОВЬЯ И ДАЛЬНЕЙШЕЙ ПЛОДОТВОРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НА БЛАГО СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА ТЧК" — Подписался полными именем и фамилией, Марк Абрамович Быков, и заполнил адрес отправителя в самом низу бланка.

Телеграмму в конце-концов приняли, правда после того как начальник отделения сверила паспортные данные.

Во вторник отца вызвал парторг института, человек по общему мнению неподлый. Работали они вместе много лет и относились друг к другу хорошо.

— Отправлял телеграмму?

— Отправлял, — подтвердил отец.

— Ты что с Брежневым знаком?

— Естественно нет. Был бы знаком, что бы я здесь делал?

— Ну, как дети малые, — возмутился парторг, — Леонид Ильич человек занятой. Представь, что все отправили бы ему телеграммы. Он что их прочитать сможет?

— Не отправили бы, — возразил отец, — не все относятся к Леониду Ильичу правильно. Некоторые даже анекдоты рассказывают. А остальные пожалели бы два рубля на телеграмму. А я не пожалел.

— Ладно, — не стал спорить парторг, — дело не в этом. Завтра утром поедешь в райком. С тобой будет беседовать инструктор отдела идеологии. Пропуск тебе заказан. — и добавил когда отец был уже в дверях, — Пожалуйста не выноси сор из избы.

Инструктор райкома поначалу показался отцу человеком милым и внимательным. Долго расспрашивал о здоровье, семье, квартирных условиях, отношениях c начальством. Затем перешел к телеграмме и стал редкостным занудой. Раз за разом, немного меняя формулировку вопросов, он пытался выведать каким боком отец знаком с Брежневым. Похоже ему казалось, что отец темнит. А когда разговор зашел в тупик, с той же дотошностью стал вытягивать зачем было посылать телеграмму. Отец настаивал на изначальной версии:

— Увидел в календаре, захотелось поздравить и поздравил. Что здесь непонятного?

— Но с днем рождения обычно поздравляют родственников, друзей, людей близких, — объяснял инструктор свои жизненные понятия.

— А Леонид Ильич и есть близкий человек. Я его вижу чаще чем моих сестер. По телевизору, конечно, но разница небольшая. Когда я вижу сестер, они тоже говорят, а я молчу.

Отцу показалось, что этот ответ очень не понравился. Тем не менее на прощание инструктор предложил воспользоваться райкомовским буфетом и попросил не выносить сор из избы, если дело пойдет наверх.

На работе отец появился уже после обеда с авоськой полной пакетов, которые источали нездешние ароматы. Только уселся за свой стол – сразу зазвонил отдельский телефон. Отец взял трубку и услышал командирский и в то же время елейный голос начальника первого отдела:

— Марк Абрамович, зайди ко мне, тут один человек с тобой поговорить хочет.

Отец зашел. Желающим поговорить оказался майор госбезопасности с незапоминающимися именем и фамилией. Заглядывая в бумажку и делая пометки, он скрупулезно прошелся по отцовской биографии. Потом положил на стол чистый лист.

— Марк Абрамович, пожалуйста напишите когда и при каких обстоятельствах Вы встречались с Брежневым.

— Я уже сегодня в райкоме вспоминал, но так и не вспомнил. Теперь, боюсь, тоже не получится.

— Да Вы не нервничайте, — вполне миролюбиво сказал майор, — когда вспомните, позвоните нам. А если не вспомните, тоже можете позвонить. Услышите, что кто-то порочит Советскую власть или анекдоты нехорошие рассказывает, — и позвоните.

— Ничего из этого не выйдет. Я не справлюсь.

— Как это не справитесь? Столько людей прекрасно справляются, а Вы не справитесь!

— Дело в том, — попытался объяснить отец, — что на трезвую голову никто такие разговоры не ведет, а я, если выпью, то на следующий день даже не помню с кем пил, а о чем беседовали и подавно.

Отец говорил чистую правду. У него была необычная реакция на алкоголь. После какой-то по счету рюмки он мгновенно и полностью отключался и напрочь забывал все события прошедшего дня. Эта рюмка могла быть и десятой и первой. Поэтому он старался не пить, а на случай, когда отказаться было невозможно, разработал хитроумную систему подмены спиртного неспиртным.

— Марк Абрамович, — в голосе майора появились суровые нотки, — Вы не представляете сколько людей хотят помогать нам совершенно добровольно. Не всем мы оказываем такое доверие как Вам. А Вы отказываетесь. Не забывайте, что у вас первая форма допуска по секретности. Заберем – и Вы просто не сможете выполнять свои служебные обязанности. Подумайте хорошенько, одним словом.

Я до сих пор помню каким расстроенным пришел отец домой в тот вечер. Повинился перед матерью. Не успела она начать его пилить, как зазвонил телефон. Звонивший представился инструктором обкома партии и сказал, что ждет отца завтра в десять утра не проходной. Я думаю, что родители в эту ночь так и не смогли уснуть.

На следующее утро отец поехал в обком. На проходной его встретили и передавали с рук на руки пока он не оказался в гигантском кабинете первого секретаря. Первый поздоровался с отцом за руку и сразу перешел к делу.

— Не будем терять время. Я уже знаю, что Вы никогда не встречались с Леонидом Ильичом. Есть только маленькая нестыковка в том, что Леонид Ильич не только встречался с Вами, но и прекрасно помнит Вас. Вот послушайте.

Первый нажал на какую-то кнопку и отец услышал знакомый до боли голос Брежнева:

— Кто прислал? Быков, Марк Абрамович говоришь? Есть такой, я его по Кишиневу помню. Еврей с русской фамилией. Грамотный товарищ и беленькую грамотно употребляет. Я его перепил, но с большим трудом, на грани можно сказать. И как это? Киш мерин тухес? Смотри, не забыл!

Потом Первый взял со стола лист бумаги и продолжил:

— А вот справка, которую я получил из КГБ. Из нее следует, что в то время, как Леонид Ильич был первым секретарем ЦК Молдавии, Вы были главным инженером проекта Кишиневского тракторного завода и регулярно ездили туда в командировки.

И тут отец вспомнил! Как с конвейера завода сошел первый трактор, как приехали гости из ЦК. После митинга в заводской столовой был банкет, а потом узким кругом поехали на какую-то большую дачу с парной и бассейном. Отца, конечно, прихватили по ошибке, но в провинциальной Молдавии, где тракторный был самым большим заводом, случалось всякое.

Вспомнил и симпатичного мужика с густыми широкими бровями, с которым они трепались почти до утра, когда остальные сошли с дистанции. Вспомнил, как выпили на брудершафт. В какой-то момент новый друг заподозрил, что отец мухлюет и стал ему наливать сам. После пятой рюмки отец отключился.

Очнулся он только в гостинице, и последним, что помнил, был сходящий с конвейера трактор.

Пораженный внезапным прозрением, отец немедленно поделился воспоминаниями с Первым. Тот слушал с открытым ртом. Он же прервал наступившую тишину:

— Есть мнение, что товарищ Брежнев может пригласить Вас в гости. Если пригласит, с деталями Вас ознакомят позже. Хочу только предупредить, что не стоит выносить сор из избы. — Первый вдруг задумался, — Марк Абрамович, между прочим, что это за тухес такой? Может Вы знаете?

Никак разобраться не можем.

Отец незаметно вздохнул. Ненормативную лексику он не любил и пользовался ею крайне редко.

— Тухес – по-еврейски жопа.

— Жопа!? — удивился Первый, — А при чем тогда к жопе мерин?

— Не “мерин”, а “мир ин”. Леонид Ильич попросил научить его еврейским ругательствам. Больше всего ему понравилось “киш мир ин тухес”.

Переводится как “поцелуй меня в жопу”.

— А что, действительно хорошо звучит! Нужно запомнить. Может пригодиться?! — Первый явно пришел в хорошее настроение и с удовольствием повторил, — Киш мир ин тухес. Правильно?

— Отлично. У вас получается не хуже чем у Леонида Ильича, — отец снова вздохнул.

— Марк Абрамович, а о чем еще кроме тухеса говорили, если не секрет?

— Если память меня не обманывает, о заводе, о прекрасных дамах, о том что вокруг сплошной бардак...

— Да, бардака хватает... — согласился Первый и вроде даже хотел продолжить, но спохватился, — Марк Абрамович, может быть Вам чем-то нужно помочь?

— Наверное нужно. Меня вчера товарищ майор пообещал допуска лишить.

— Ну, это пусть Вас беспокоит меньше всего. Вы теперь номенклатура лично Леонида Ильича. Без него Вас никто и никогда не тронет.

Распрощались. Секретарь вручила отцу два приглашения на обкомовскую базу. Там за полцены отец купил себе финский костюм и голландские туфли, а мама французскую шубу из искусственного меха. В Москву отца так и не пригласили.

коровник, где отец скотником. Там сена вилами натаскает, тут навоз уберет. В общем, отрывается от своих полиномов, как может. Бреется, конечно, не каждый день. То есть видок еще тот. Ну, вы ученых знаете. Колхоз, хоть и бывший, но крепкий, на хорошем счету у областного руководства.

Приезжает комиссия из области. По вопросам реализации Продовольственной программы. Черные волги, люди в галстуках брезгливо пробираются к животноводческому комплексу. Встречает их зав. фермой с хороводом образцовых доярок в накрахмаленных халатах. Рапортует об удоях, приплодах. Хвалится трезвым и квалифицированным персоналом. Показуха, в общем. Председатель комиссии фальшь чувствует:

— Ладно, — говорит, — вас послушать, так на ферме одни академики. А на заднем дворе, поди, пьяный скотник валяется.

Идут на задний двор, — а там наш приятель чего-то вилами ворочает. Да так неловко как-то — нет привычки у математика к такой работе, да и мысли другим заняты.

— Ну, вот, пожалуйста! Во всей красе! Этот еще на ногах держится. Наверняка, думает о том, как бы догнаться, — председатель доволен продемонстрировать свою прозорливость.

— Что, любезный, медитируете? — с легкой издевкой подходит он к трудяге.

— Да я, признаюсь, задумался, — наш герой нимало не смутился при виде важных персон.

— И о чем же, позвольте спросить?

— Ой, да вам не интересно, — отрешенно говорит ученый.

— Ну, проблемы, нужно решать вместе. Для того мы и приехали, — напирает председатель.

Видимо, солидный вид собеседника, произвел на нашего героя должное впечатление и он решил все-таки поделиться сокровенным:

— Да, похоже, в моей последней работе, я взял не ту нормировку Гильбертового пространства. Сейчас думаю, не ортогонализуется базисная система функций...

Надо отдать должное находчивости зав. фермы. Нимало с виду не удивившись, она говорит:

— Да, ладно, Митрич, не грузи ты серьезных людей. Обсудим, как обычно, на вечернем собрании. Придумаем.