Свежие истории от 8 апреля 2020

очеловечивать — они другие. Для меня ближе теория, что человек это тоже животное, тоже другое, но один из видов класса млекопитающих. И приручили мы именно самых себе близких, понятных и по разуму, и по эмоциям. Но главное — по склонности к игре и юмору. Тоскливо было нашим предкам, наверно, среди тучных стад коров и баранов. Нет юмора — значит, только на мясо, молоко и шерсть. Есть юмор — привет, родственная душа!

Во всем мире нашлась только одна нация, для которой собаки традиционное блюдо — это всепожирающие корейцы. Но и там это редчайшая экзотика. Даже еще более всепожирающие китайцы содрогнулись есть собак. Саранчу какую, жуков, пауков, гусениц, гнезда стрижей, вылепленные из помета — пожалуйста. А вот собак — нет.

Если хорошо поискать по планете, можно найти и племена каннибалов. А вот племена традиционных кошкоедов вообще неизвестны. Почему?

Вспоминаю бабушкину кошку Марусю, в Камышлове. Они любили подкалывать друг дружку. Бабушка делала необыкновенно вкусную сметану, и Маруся на нее вдруг подсела.

— Маруся, да хватит тебе уже! Вон как тебя разнесло! И мышей совсем не ловишь!

До сих пор помню этот оскорбленный взгляд Маруси. Она не сказала ни слова. Просто молча и с достоинством удалилась.

А минут через пять началось шоу дохлых мышей у порога. Внутрь она их не заносила, потому что в квартире дохлые мыши ни к чему. Маруся их складировала снаружи, и не ела их принципиально. Типа, голодовку объявила. Длилась эта драма часа два. Наконец бабушка устала сметать мышей в совок, рассмеялась и щедро налила Марусе свежей сметаны. Мир между ними был восстановлен, мышиная осада прекращена тут же.

Сейчас думаю, а может они нарочно тогда устроили для нас, заезжей детворы, эту комедию.

Слово "питомец" к Марусе никак не подходило. Мы, пришлые городские дети, ее своей питомицей никак не считали — ее питали не мы, а бабушка. Но кошка, умеющая добывать мышей хоть из-под земли, в бабушке как в кормилице тоже не нуждалась. Ей нравились бабушкина сметана и сама бабушка.

Мы гордились, когда поймали в соседней реке такую рыбешку, что Маруся ее, внимательно оглядев, решилась съесть. После случая с мышами она походу стала следить за диетой и жратвой увлекалась меньше.

А что же до очеловечивания.. Наоборот, рядом с ней мы чувствовали себя слишком суетливыми, нетерпеливыми, нелепо мечущимися приматами. Открывали в себе все несовершенства нашей породы.

Уже во взрослой жизни, где-то в Тае, я вдруг вспомнил ее, когда увидел одного буддисткого монаха - то же слегка насмешливое, но светлое спокойствие. Как будто они прожили тысячи жизней, и сами над собой прикалываются, что им всё мало.

Однажды во дворе на нее вдруг напал пёс. Юный, нескладный, довольно крупный. Бросился в атаку с задорным лаем. Маруся могла взлететь на дерево, но.. жизнь маленького городка скучна. Когда они скрылись в беге за углом дома, мы взволновались — бросились гурьбой отбивать нашу Марусю от обезумевшего пса.

Не помню уже, на втором ли, третьем круге вокруг рокового дома до нас наконец дошло, что Маруся нас всех просто троллит. Какое-то бесконечное вращение. Когда мы разглядели, как уверенно она держит дистанцию, то вселяя в пса надежды, что он ее наконец схватит за хвост, то повергая его в отчаянье, уходя в отрыв, мы запыхались и остановились. Стали спокойно ждать, когда эта парочка вывернет из противоположного угла. Ну и пропустили самое интересное — Битву. За домом послышалось аццкое шипение, пронзительный взвизг, и кругооборот пса и кошки в природе пошел в обратную сторону — теперь она гналась за ним. Все так же аккуратно соблюдая дистанцию, как на хайвее.

Второй раз я вспомнил о Марусе совсем недавно, перечитывая историю 1812 года — бегства русской армии от Великой Армии Наполеона, в сущности, от всей Европы. От самой границы до Москвы и еще дальше. Было от чего бежать. А потом преследование великого полководца до самого Парижа..

На запах быстро собралось мое многочисленное семейство. После непродолжительной, но эмоциональной дискуссии, было принято решение немедленно проводить рыбу в последний путь. Здесь надо пояснить — дом, в котором я живу, построен в 1903 году, мусоропровод не предусмотрен.

Поэтому процедура выноса безвременно умершей рыбы не столь тривиальна, как может показаться на первый взгляд. Оставить зловонный подарок на лестничной площадке я не решился, посчитав это бесчеловечным по отношению к соседям. Пришлось одеться и задумчиво тащиться к мусорному контейнеру во дворе. Нет нужды описывать мои эмоции в этот момент. Мне казалось, что я хороню не просто рыбу, вместе с рыбой смердело и умирало страхование, воняли медицинские и транспортные услуги, в мусорном контейнере разлагались услуги торговли, а в нашем старом дворе кучками собачьих какашек тихо лежала коммуналка и уборка московских улиц... Уже занеся руку, чтобы остервенело метнуть пакет с протухшей рыбой в ящик, я вдруг заметил, что рядом со злополучной осетриной болтается товарный чек из "Азбуки Вкуса".

Решение созрело мгновенно — сейчас я пройду 300 метров до магазина и скажу им все, что думаю.

Как был, в тренировочных штанах, шлепанцах и наброшенной на плечи куртке, я дошел до магазина все еще кипя от злости. На мой вопрос "где менеджер?" появилась симпатичная девушка в униформе. Она проводила меня в служебное помещение, постучала в дверь с табличкой "управляющий Вагин В. А." и, распахнув дверь, пропустила меня в кабинет. Я бодро шагнул внутрь, проговаривая в уме текст, который сейчас выскажу, не стесняясь в выражениях и... замер, удивленно уставившись на человека, сидящего за огромным столом.

Природа не поскупилась, создавая Вагина В. А. Двухметровый верзила с бычьей шеей, пудовыми кулачищами и румяным лицом неандертальца с любопытством разглядывал меня крошечными глазками. Добавьте к этому образу костюм от Армани, золотой Ролекс на запястье и Вы поймете, что скандалить мне немедленно расхотелось. Я молча протянул ему пакет с рыбой. Вагин В. А. поморщился, запах явно не вписывался в его кабинет. Мельком глянув на чек, кивнул на кресло и неожиданно высоким голосом произнес:

— Не беспокойтесь, это недоразумение, сейчас уладим. — После чего нажал кнопку селектора и спокойно сказал — Хаитова ко мне.

Через пару минут в кабинет постучали. Вошел толстый человек "кавказской национальности" и замер в дверях. Вагин В. А. некоторое время его молча разглядывал. Хаитову явно было неуютно, он потел, мялся, стрелял в мою сторону глазками, шмыгал носом, а в остальном вел себя скромно. Затем Вагин В. А. тихо спросил:

— Я тебе, с@ка, когда велел осетрину списать?

— Позавчера, Вал Саныч — пробормотал Хаитов густо покраснев. По плохо выбритым щекам поползли капли пота.

— А это что? — вопросил Вагин В. А. , кивнув на лежащий на столе пакет.

Хаитов явственно затрясся и залопотал нечто невразумительное про пересортицу, видимо уже понимая что последует.

Вагин В. А. откинулся в кресле, скрестил на груди руки, как в кинотеатре, и спокойно, без эмоций, но строго, сказал:

— Жри, говнюк!

Последовавшее за этим действо напомнило мне фильм ужасов — несчастный говнюк Хаитов, плакал, размазывая по физиономии слезы и сопли, давился вонючей рыбой, судорожно глотал, с полным ртом уверяя, что больше никогда в жизни... , замирал, преодолевая рвотный рефлекс и снова жрал, глотал и давился. Наконец рыба кончилась. Вагин В. А. повернулся ко мне и с улыбкой спросил:

— Вы удовлетворены, или заставить его и пакет сожрать? Деньги Вам вернут в кассе — давая понять, что представление закончилось.

Я встал, задумчиво пожал протянутую мне руку, получил 400 рублей в кассе и побрел домой думая об исключительно эффективной политике управления качеством в магазинах сети "Азбука Вкуса".

который в то время славился как человек очень резкий и по-своему справедливый. Бернес подходит к их столику и заводит разговор — как дела, да как парок? И тут вдруг Богословский начинает врать. Мол, новый генсек для себя построил такую баню! Такой класс! Такие массажистки! У

Бернеса аж руки задрожали.

— Слушайте, а как мне туда попасть?

— Ну, мы тебе ничего не обещаем, вот как договоримся, то и тебя возьмем.

Проходит месяц, Михалков и Богословский встречаются, выпивают, звонят

Бернесу и говорят:

— Марик, мы договорились! Завтра идем в генсековскую баню.

— Спасибо! Где встречаемся, во сколько, с собой что брать?

— Давай в семь около Метрополя. С собой ничего не бери.

— Как ничего? Надо хотя бы халат, полотенце, тапочки...

— Какое на хрен полотенце, там тебе дадут что хочешь! И тапочки, и полотенце, и зубную щетку, и массаж сделают девки молодые.

На следующий день Михалков и Богословский подъезжают на "Волге" к

Метрополю, берут Бернеса и минут 40-45 катают его по Китай-городу. Тот ничего не понимает, чего его по Китай-городу катают?

— Надо от КГБ-шного хвоста оторваться, — говорит Богословский.

В итоге покатались еще полчаса. Въехали в темную и грязную подворотню.

— Это что, и есть хваленая брежневская баня? — разочарованно говорит

Бернес.

— Да нет, это вообще-то черный ход, отсюда бутылки выносят...

Заходят в баню, проходят длинным темным коридором, много поворотов, закоулки. Наконец, заходят в кабинет. Мягкая кожаная мебель, красное дерево, стол дубовый, телефон.

— Вот это да! Это что, Брежнева кабинет? — спрашивает удивленный Бернес.

— Ты что! Это банщика, давай раздевайся, пошли париться.

— А где раздеваться?

— Да прямо здесь.

Выпили по рюмке коньяка, Бернес разделся.

— А полотенце и тапки?

— И тапки и полотенце дадут, иди.

— А вы чего не раздеваетесь? — спрашивает Бернес.

— А мы тебя догоним, мы тут уже были. Еще по рюмашке и придем, — говорит

Богословский. — Марик, пойдешь по коридору — смотри не споткнись.

Метров через десять повернешь направо, там увидишь, такие гобелены висят, вот за ними дверь. Входишь туда, там предбанник.

Голый Бернес заторопился по коридору — направо, налево, подходит к этим гобеленам, открывает дверь, влетает. Яркий свет. Это банкетный зал ресторана "Славянский базар", где в этот момент отмечали 70-летие

Яншина.

Голый Бернес вошел в зал, когда произносился очередной тост. Немая сцена!

После этого Богословский и Михалков боялись попасться Бернесу на глаза и съехали жить на дачу. А Бернес регулярно звонил жене Михалкова — Наталье

Кончаловской — и спрашивал: "Натуленька, эта заикающаяся б... и его дружок Богословский не появились еще"?

от взрыва. Описан также интересный случай, произошедший в одном из донских хуторов – там одна бабуля восьмидесяти лет, совсем уж собралась уходить в мир иной.

Уже отпел её батюшка, приглашённый из станицы, привезли готовый гроб.

Рядом с ней тихо шептались, такие же древние соседки – подружки. Шла жатва, весь народ был в поле. И вдруг с поля приехали со страшной вестью – дочь этой самой умирающей бабули, каким-то образом попала под косилку и погибла. Умирающая тут же поднялась, засуетилась по хозяйству и прожила ещё двенадцать лет! Как сама говорила – внуков надо было растить.

А вот случай, произошедший со мной.

Отдыхали семьёй в Новороссийске. Каждый день на пляже. От берега уходит в море пирс метров на тридцать-сорок. Шириной метра три. Высотой над водой чуть более метра. Эта каменная дамба настолько обросла скользкими моллюсками и водорослями, что попасть на неё можно если не с берега, то только по ржавой металлической лестнице, в конце этого пирса где, обычно, ныряют отдыхающие.

Пирс этот с утра замощен загорающими телами.

Учу дочку плавать и не бояться воды. Ей шесть лет. Ума у нас примерно одинаково.

Я нахожусь в воде где-то возле середины пирса. Глубина около двух метров. Подсаживаю дочку на пирс и она прыгает ко мне в воду. Дав погрузиться, подхватываю её и опять высаживаю наверх. Игра ей начинает нравиться и осмелев, она уже прыгает ко мне с небольшого разбега.

Постепенно народ ищет тень и покидает пекло. Пирс наш опустел.

Возможность для разбега увеличилась. Прыжки стали дальше, я уже подхватываю дочку метрах в двух от пирса. Дочь пятится для очередного разбега и… задом падает на другую сторону пирса.

Этот страх и боль передать невозможно. Плыть до лестницы – долго. До берега, до небольшой глубины, а потом по рваным скользким валунам на четвереньках, наверное, ещё дольше. Рвусь напрямик к молу, что-то меня моментально выбрасывает наверх, и я прыгаю к дочери на другую сторону.

Плачу и целую её, а она торопит: — давай меня наверх, я теперь на другую сторону упаду.

Под вечер, большой компанией, с того же места пробовали повторить мой трюк.

После многочисленных попыток выразили общее мнение — это невозможно!