Свежие истории от 30 июля 2017

ГОЛОВЫ!". Ну, делать нефиг, пошли к хирургу, благо, он был на месте. Тот, не отрываясь от распития чая, отправил маму с брательником в челюстно-лицевую хирургию, мол, не его это дело. На другой конец Москвы, между прочим. Ладно, послали — пошли. В челюстно-лицевом сделали глаза какающей белочки: дескать, мы тут из квазимод делаем не квазимод, а какого хера вы тут со своим прыщом приперлись-то вообще? Пусть местный хирург это все вырезает и чистит. Топают обратно, к лечащему. Так и так, хирург не хочет (да и нет его, конец рабочего дня), а там нас послали, и чо делать? В ответ та единственно, что смогла предложить, так это рецепт на антибиотики взамен на отказ от госпитализации.

Изрядно набегавшись по Москве и так толком ничего не добившись, мама решает нанести контрудар и катает официальную заяву, да не кому-нибудь, а напрямую мадам Арбидол (она тогда еще была министром здравоохранения). Описывающее в красках все это дерьмо. И тут все заверте…

С дальней авиабазы минздрава в адрес всех чекпоинтов полетела огромная стая черенков от лопат, которыми начали яростно иметь всех причастных к хождениям мамы по кабинетам. Драли и пи[тух]или оба этих медучреждения и в хвост, и в гриву, без вазелина, до свежего мяса. С интервалом в несколько часов маме начали названивать все подряд: сначала — заведующая, потом — главврач, потом — злосчастный хирург, потом главврач челюстно-лицевой. Все каялись, извинялись и божились, что такого не повторится.

По мере того, как письмо шло по инстанциям от зама к заму, в адрес несчастных лечебниц вылетали все новые и новые эскадрильи черенков от лопат. Всего было три или четыре налета с интервалом в несколько дней. В итоге выжили лишь немногие.

Маме же от канцелярии министра пришла отписка, дескать, ребенок поступил в удовлетворительном состоянии, от предложенной госпитализации отказался.

Но это не конец истории, а только начало. Спустя какое то время, мама с братом опять подорвались в больницу, и им потребовалась карточка. Тетка, сидевшая в регистратуре, отправила к терапевту, мол, карточка там. Терапевт отправил в регистратуру, а на заяву, что там карты нет, выдала хамским тоном, что, дескать, сами следите за своими картами. И нефиг тут шляться и отвлекать.

Мама же, не сильно стремаясь, вломилась в подсобку терапевта, где хранятся карточки, и нашла там искомое. Это было не трудно, т. к. медкарта брательника имеет размеры нехилого чемодана и без ручек не переносится. Она не лежала в ячейках по фамилии, а валялась на полу в горе несортированных карт.

Только она успела возрадоваться находке, как на нее с криками кинулся терапевт, мол, какого хрена вы тут делаете, вам сюда нельзя, и вообще, кто вы такая и [фиг]ли тут вообще делаете.

Отобрала карточку, открыла, что-то там увидела… и тут у неё подкосились ноги, губы задрожали, а сама она, изменившись в лице, стала извиняться и причитать, чуть ли не рыдая, что она не виновата, у неё просто очень тяжелый день, и кто-то там из родных умер.

Видать, тайный знак в карточке неиллюзорно намекнул на эскадрилью летающих лопат.

колено травой, по моим расчётам стоило мне его пересечь, и я вышел бы к нужному дому. По пустырю была протоптана еле заметная тропинка, по которой я и пошел, пройдя буквально метров с тридцать, я неожиданно увидел, что по обе стороны от тропы разлеглись бездомные собаки. Собак я не боялся вообще, даже больших и лающих, отец научил обращению с ними, принцип прост: если пес не бешеный и не получил команду от хозяина-"фас", то если ты уверен в себе и не показываешь страх, то как бы он не рычал и гавкал, пес не набросится. Но тут было другое дело, их количество и то, как они смотрели на меня. Как в городской черте сбилась свора собак голов в тридцать, для меня загадка. Конечно, это была моя ошибка, я запаниковал и побежал, мало того, побежал не назад к дороге и людям, а через пустырь к видневшимся  гаражам. У собак сработал древний инкстинкт, они начали преследовать и загонять жертву... Боже... как я бежал, наверное, не хуже Усэйна Болта с Майклом Джонсоном в придачу, собаки, хватающие за пятки, лучше любых тренеров, понял я за эту пробежку. И все равно я бы не успел и не писать мне этот рассказ, а быть растерзанным на чертовом пустыре, если бы не его величество "Случай" в лице четверых бомжей, пьющих на окраине пустыря "Портвейн". Услышав лай и увидев, как я удираю, они закричал и, чтобы я бежал к ним, сами же они будто были готовы к нападению, откуда-то в руках у них оказались железные арматурины, я успел забежать за их спины и началась битва. Озверевшие, раззадоренные погоней, наверняка голодные собаки, обладая численным перевесом, на время потеряли страх перед людьми, и они набросились... Но и в людях проснулось нечто звериное-удары арматурой и ногами, рыкание, мат, лай, визжание, скулеж и рев все смешалось в этой короткой в три-четыре минуты битве бездомных людей с бездомными собаками. Сражение закончилось полным разгромом своры, я же только и успел отдышаться, ничем не успев помочь. Словами не передать, как я был благодарен мужикам, спасшим меня, словами не передать, но можно было попробовать передать деньгами, мне было тринадцать лет, и денег у меня с собой вообще могло не быть, но на счастье оказалось рублей пять, большая для меня по тем временам сумма, они не хотели брать, я оставил деньги на ящике, где стояли бутылки с "Портвейном". Это, конечно, мелочь по сравнению с тем, что они сделали для меня, но... чем мог.

 Троих из этой четверки никогда в жизни больше не встречал, а вот одного из них время от времени видел и общался, он обитал в районе, где я жил. Деньги у меня он брать отказался категорически, мне кажется, попроси я сам у него деньги, и он расшибся бы в лепешку, но нашел бы их для меня. Он мне как-то процитировал, немного изменив, Антуана Сент-Экзюпери-"Ты всегда будешь в ответе за того, кого ты спас". Так вот, прошло несколько лет, и я как то шел с знакомой девчонкой, проходим с ней неподалеку от мусорных контейнеров, и  вдруг из одного из них вылазит мой старый друг и хрипло так орет мне-"С девушкой познакомился, сынок? ", и я ему кричу в ответ-"Да, папка". Не передать то удивление, которое я увидел в глазах девушки, я ей говорю, что папку с завода уволили и пока что, как то так... Девчонка оказалась то, что надо, с хорошим чуством юмора, пообещала показать очень приличную свалку, где ее безработная мама бутылки собирает...

наши стандаpтные анкеты и помогай, если вопpосы возникнут..

Пол-дня пpошло — спокойно пpиходили девушки, заполняли анкеты и уходили...

В обед в офис вошла... такая кpаля блондинистой масти, что глаз не отоpвать, челюсть на столе, а мозг лихоpадочно думает о необходимости слюнявчика, дабы костюм не замочить. Садится она, беpёт анкету, пишет... Я наслаждаюсь созеpцанием этого великолепия... Вдpуг она останавливается, задумывается, спpашивает:

— А гpафу "жизненные пpинципы" обязательно заполнять?

— Все гpафы обязательны к заполнению, — монотонно и стpого говоpю я.

Она кpаснеет, ещё задумывается. Дописывает анкету и уходит. Разpываемый любопытством, я беpу анкету и читаю:

"Жизненные пpинципы: беpу в pот, даю в жопу (зачеpкнуто), попу (зачеpкнуто), попочку."

Hужно ли говоpить о моей pеакции?!.. Hо и это ещё не финал... Чеpез паpу часов появляется ещё одна блондо-колоpитная личность. Садится, смотpит на анкету и спpашивает:

— А у Вас есть обpазец заполнения анкеты?

— Конечно, — отвечаю я и... ну, вы сами уже поняли, что именно я ей дал.

Когда она ушла, в гpафе жизненные пpинципы кpасовалось: "В зад не даю."

лучшей участью, если вы можете себе это представить.

Лечения не было до середины 50ых, прошлого века, то есть сравнительно недавно лепрозории( колонии для прокаженных) стали закрываться.

Вот об одной такой колонии моя история.

Проказа на Гавайских островах не водилась — её вместе с китайскими рабочими завезли, она перекинулась на гавайцев и распространилась как лесной пожар...

Традиционно большие семьи полинезийцев способствовали этому, лечения не было, единственный выход — изоляция больных, в лепрозории.

Впопыхах создали: на острове Молокаи, часть которого была доступна с океана и практически почти недоступна с остальной части острова.

Заболевший человек немедленно терял все права гражданина и переводился в строгую изоляцию, ожидая судно на Молокаи.

Все контакты с семьёй обрывались немедленно и навсегда.

Заключённых прокажённых погружали на корабль и плыли на Молокаи, где гавань и причал построили позже, вначале они должны были вплавь добираться до своей вечной тюрьмы..

Для здорового гавайца проплыть полмили не проблема, но это для здорового, больные отчаявшиеся прокажённые доплывали не все...

Вся эта жуть полной изоляции и бесправия продолжалась до тех пор, пока в общество не просочились слухи о многолетнем кошмаре лепрозория.

Первым отреагировал священник, отец Демиан.

Добровольно, вещь неслыханной храбрости, он добирается до колонии и принимается за дело.

Первым делом он строит церковь и устраивает регулярные службы, налаживает уход за тяжелобольными.

Также он вступает в переписку со множеством благотворителей, священнослужителей и властями, умоляя и требуя помощи и смягчения участи отверженных прокажённых.

И один в поле воин, он добивается реформ и помощи, постепенно смягчается режим, разрешается переписка и посещения, волна пожертвований и посылок, вахтовым методом прибывают священники и добровольцы.

Всё это он не увидит, заразившись и умерев от проказы, войдя в число самых любимых святых Гавайских островов. И моим.

А вот и история, прошу прощения за долгую присказку.

Молокаи редко посещаются туристами, неважные пляжи, мутная от песка и глины вода, немного там и отелей, да и добираться далековато...

Я же упёрся, надо мне туда, начитался в детстве Джека Лондона.

Врать не буду — так себе остров, грустный, смотреть особенно нечего.

Кроме визита в бывший лепрозорий.

Добраться туда и сегодня нелегко, пешком я поленился, мул довёз меня до той части острова по крутой горной тропинке.

Прибыли.

Выходит экскурсовод, живущий в колонии, приветствует нас, знакомится.

Доходит очередь и до меня, я протягиваю ему руку для рукопожатия, нимало не подумав, инстинктивно, как делал тысячи раз в жизни.

Его глаза странно сверкнули, после секундного замешательства он ответил рукопожатием, крепким и странным, ладонь была жёсткая, как доска, и пару пальцев были деформированы.

Он явно был рад рукопожатию, мы разговорились, и тут пришёл мой черёд сморгнуть пару раз, прогоняя влагу.

Его история началась, когда ему было 16 лет и его отправили на Молокаи с диагнозом проказы.

Через пару месяцев выяснилось, что проказы у него нет, это ошибка, надо выпускать...

К несчастью, амнистия пришла слишком поздно для него, он таки заразился проказой — в колонии.

Там он и прожил всю свою жизнь, потом случилось чудо, появился Дапсон и он вылечился, но, увы, возвращаться было некуда, вылечившиеся прокажённые остались доживать в колонии..

Их там уже очень немного, полностью на щедром содержании виноватого перед ними государства. Там же живут и монашки, помогающие им в быту.

Посетил я и своего святого, могилу и церковь отца Демиана, постоял и подумал...

Уезжали мы вечером, дав отдохнуть мулам.

Я простился с нашим гидом, опять пожал ему руку и услышал, что мои два рукопожатия стали номер 11 и 12 в его жизни!

Он тут же поторопился заверить меня в своём полном излечении...

Я же признался ему, что я не подумав пожал ему руку, инстинктивно.

И не жалею — ни тогда ни сейчас, 20 лет спустя, доставил мужику великую радость простым и обычным жестом.

Надеюсь, что моя история воспримется как оптимистическая трагедия.

Постскриптум- нарушение прав человека больных проказой признаны вопиющими, многочисленные извинения и выплаты компенсаций стремятся хоть немного возместить тот неимоверный урон нанесённый гуманности и состраданию.

разбита попарно, каждой паре выделено свое лабораторное место, чтоб на практике оказать теорию из учебника.

Мы с напарником получили под роспись малорадиоактивный кусок металла и приступили к измерениям. Счетчик Гейгера, снятые показания, формула из учебника физики и калькулятор, все бы ничего, но получившийся результат не соответствовал общепринятым физическим законам. Проведенные повторно вычисления показали, что с математикой все в порядке, но ответ неправильный. Бланки лабораторной работы сдаются на уничтожение и у преподавателя получаются новые. История с измерениями радиации повторяется, но результат остается прежний. Время поджимает, и мы с напарником решаемся пригласить на консультацию препода.

Препод (слава Богу, человек не военный и поэтому вполне адекватный) смотрит на черновики, сам снимает показания радиоактивности, сам считает по формуле и получает такой же, как у нас с напарником, результат, который ну никак не вписывается в теоретическую ядерную физику.

Секундная задумчивость и великолепная фраза: "Заканчивайте тут. Обоим по четверке. Не хватало, чтоб вы мне тут еще открытие сделали. Тоже мне, супруги Кюри".

прям на валу и что-то там электромеханическое в приводе.

Не, я предполагал, что два умных человека способны вместо сломанного срезного болта впендюрить обычный, только каленый, но что привод полезут дорабатывать... Новая ведь фигня, только из магазина. На гарантии.

Тут мы приехали с заказчиком смотреть, как работа идет. Идем смотрим. Заказчику нравится. Еще б не нравиться, когда мы эту бессучковую доску из Карелии перли и в Москве достругивали. Штакетина к штакетине, в Леруа гораздо хуже поштучно продают за бешеные деньги. А невдалеке, на краю склона, что к трамплину ведет, рабочие пыхтят: кто траншею под цоколь копает, кто бетон принимает, кто прожилины навешивает, кто забор шьет.

И двое бурят. Один на буре прям повис, чтоб ходчее шло. Другой потяжельше, крепко за сотню кило, просто на ручку нажимает. И тут то ли камень попал, то ли доупирались они в глину, но бур заклинило. В доли секунды: висел человек на мотобуре и нет человека. Нет он здесь, только как суслик. То есть не видно его. Потому что на пол оборота прокрутило и вниз по склону скинуло. К трамплину, летающим лыжникам и канатной дороге. К чертовой матери, если коротко.

Все сначала оторопели. Во-первых, тишина, потому что мотобур заглох. Во-вторых, человек-то пропал все-таки. Я матерюсь, заказчик ржет, паразит, хотя и генерал целый. Я, конечно, побежал посмотреть. Вдруг чего. Бегу и матерюсь немного. На бегу много не поматеришься.

И не успел я ни добежать, ни закончить пятый этаж словесного построения судьбы всех обезьяньих родственников, как он таки вылез. Живой и не побежденный. Только поцарапанный немного. Внизу дорожка, а дорожку какая-то добрая душа битым кирпичом посыпала, для красоты. Об нее и поцарапался, об дорожку.

Не волнуйтесь, говорит, товарищи, я же в каске был. Все в порядке.