Свежие истории от 18 июня 2017

каждые выходные и пятницу. Он чего только не принимает. Я один учусь!

Шло время, вот мне доверили одному пузо зашить. Доктор посмотрел на мои труды и констатирует:

— Сычев, с такими навыками тебе не раны, а носки зашивать! Тоже мне, рукодельница.

Первый блин комом, с кем не бывает? Я, значит, времени не теряю и все прошусь на операцию. Доверили, ура! Прооперировал. Ну как сказать. Больной, обрадую, жив остался. Вот только у меня кличка появилась — Бефстроганов.

— Сычев, ты человека лечишь или люля-кебаб готовишь? Хирургия — не твое.

— Ну ладно. Давайте пойду туда, где ответственность за жизнь пациента минимальная.

Так я стал патологоанатомом. Стремно, конечно, сначала было, а потом привык. Даже лучше. Мертвый справку не попросит, в кабинете не натопчет, главврачу не пойдет жаловаться.

Но только и здесь неудача постигла. Мое самое первое вскрытие показало, что больной был парализован. Ну не уследил, с кем не бывает?

— Первый блин комом, а первый мертвец живым, да, Сычев?

— Ну Файзулай Файзулаевич...

— Из тебя патологоанатом никудышный! Твою девушку тоже от мертвой не отличить, когда ты её приходуешь? К Хрящеву пойдешь в ученики, один тебе путь!

Хрящев Сергей Викторович. Говорят, после смерти он сам себя вскроет и констатирует отравление. Короче, он такой патологоанатом, что рядом с ним другие патологоанатомы — педиаторы. Или бабки в регистратуре.

Самый крутой трупорез, но и самый суровый. Прихожу к нему в первый день, а он глазами так делает: морг-морг. Мол, чтоб сразу понятно, с кем дело имеешь. Он и одежду зашивает только хирургической нитью, вместо зубочистки скальпелем в зубах ковыряет, пьет исключительно медицинский спирт. Словом, медик до мозга костей.

Да и как учитель он хороший. Но с приветом чутка. Первый раз заходим с ним в морг, и он так рявкнул:

— Рота, подъем! Чего лежим, живо встать!

Я потом узнал, что он бывший военный, и привычка осталась. А тогда показалось странным.

Еще он со своими "пациентами" любит разговаривать.

— О, Марья Петровна, умерла полчаса назад. Как говорится, с пылу с жару. Так, что тут в животе? Ага, супчик, еще теплый. Не то что мой. Славка, отнеси-ка борщ в микроволновку.

Или:

— Артур Борисович, а что у нас причина смерти? Вот вскрою черепную коробку, вместе пораскинем мозгами!

Тем не менее, мои навыки росли, учил он стабильно и любил говорить:

— Выучишься, Славка, пойдешь хирургом работать, будешь мне в морг клиентскую базу набирать!

Короче, веселый мужик.

Как-то раз к нам [мав]ра заносят.

— Сергей Викторович, он черный, как ваш юмор!

— Тссс, Славка. Слышишь эту тишину? Не потому что они мертвые, а потому что шутишь ты так же, как оперируешь! Да не обижайся, пошли загорелого резать...

И тут [мав]р как отрыгнет! Я чуть не поседел. А Хрящеву хоть бы что.

— Сычев, о посмертной отрыжке не слышал? Воняет жутко. Ладненько, что тут у нас.

Ладно, хрен с отрыжкой. Опасливо подхожу к афроамериканцу, а руки дрожат! Не у меня, у покойника. Второй раз я чуть не поседел.

— Спокойствие, Сычев. Посмертные судороги.

И тут [мав]р медленно открывает глаза. Смотрит на меня, потом на Хрящева. И мы с негром хором:

— Аааааа!

— Сергей Викторович, что это?!

Хрящев стоит озадаченный:

— О господи. Я помню, живых привозили, а они мертвыми оказались. Но чтоб наоборот... Тише, сникерс, не ори.

— Вы говорьите на руски?

— Охо, Славка, а он нас понимает.

— Я... я есть ничего не помнить... расель...

— А, тебя Рассел зовут? Я Сергей Викторович, а это Славка. Хеллоу, май блэк френд!

Бедный [мав]р что-то бормочет, руками за голову схватился.

— Аай, ни хюя не помнить! А, есть... Одна фраза я есть запомнить, главное!

— Ну-ка, что у тебя?

— Утро... Утро по мель...

— Ага, утром по мели.

— Утро по мели... Випь, випь!

— Ну, выпь. Птица вроде цапли.

— Утро по мель, выпь расель!

— Так. Утром по мели выпь, Рассел? Хм. Славка, иди сюда.

Пока [мав]р очухивается, Хрящев меня в сторонку отводит.

— Сергей Викторович, и что же это?

— Утром по мели выпь, Рассел? Вроде бред, но с другой стороны... У нас в армии и не так шифровали! Это кодовая фраза, видимо, а [мав]ра кто-то хотел ликвидировать. Надо в этом разобраться. Где черного нашли?

— Возле мусорки подобрали, он был, кхм. В русском народном костюме.

— Ага, реквизит. Ну точно агент. Еще и с амнезией.

Решил, значит, Хрящев к тому месту съездить и глянуть, может, что интересного. [мав]ра за неимением другого в форму врача одели — чистый интерн. Выходим из больницы, все оглядываются.

— Сергей Викторович, а это по обмену у вас?

— Нэээээ, ты пыздыыыышь!

— Тише, Рассел! Не привлекай внимание!

Сели в волгу Хрящева и поехали. До места недалеко, вот и мусорки. Бомжи сидят, ничего вроде интересного.

— О, уголек, здарова! Ну ты и зажег вчера!

— Нээээ, ты пыздыыышь!

— Рассел, отстань от бомжей. Сычев, ищи улики.

И тут вижу — идут серьезные господа. В костюмах. Обеспокоенные, шарят везде глазами. Вдруг нашего [мав]ра увидели и заторопились.

— Сергей Викторович, это не по нашу честь идут?

Руками машут, кричат что-то.

— Славка, Рассел, живо в машину!

Как в боевике. Запрыгнули, Хрящев педаль упер и вперед. Я оглянулся — они все машут, потом тоже в машину садятся. А машина серьезная, мне на такую полгорода прооперировать надо. Догоняют.

Рассел сидит, мычит, за голову держится. И тут такой:

— Вспомнить! Вспомнить! Утром по мель...

Обгоняют и прижимают нас. Сигналят. Хрящев побледнел:

— Ну все, Славка. Доигрались.

— Утром по мель...

Эти в костюмах дверь волги распахнули:

— Идиоты, вы нахрена нашего [мав]ра забрали?!

— Вспомниль! Утром будет похмель, випей рассоль!

Короче, рассказали все. Посол Зимбабве, первый день в городе, решили в кабак сводить. Он с непривычки водки напился и убежал по городу шастать. Потом с бомжами боярышником догнался и вырубился. Там его и приняли за мертвого.

Нас, конечно, отблагодарили за спасения посла и денежный подарок дали. Хрящев по такому поводу отпуск взял, а я решил из медицины уйти. Ну его, не мое.

Устроился в ресторанчик поваром. И знаете что? Никто лучше меня бефстроганов не готовит! У меня, кстати, здесь кличка Хирург. Фаршированную курицу зашиваю только хирургической нитью. И мясо нарезаю скальпелем. По старой привычке.

на выходных в гости — покажу малышку, обсудим, посидим...

В субботу сижу, готовлюсь, так и этак перекладываю ружья в сейфе, чтобы красивее выглядело. Как на зло — сайга ни в какую не вписывается в натюрморт — слишком короткая. И тут звонок в дверь — ладно — фик с этой сайгой — потом придумаю куда её убрать. Спешу открыть дверь.

На пороге две дамочки из разряда "до пенсии ещё не дотянули, но жизнь нам фейс потрепала", ну и как всегда:

— Верите ли вы в Бога? А что вы знаете о загробной жизни?

Смотрю — что-то поперхнулись, глаза у них стали ну очень большие и косятся мне в район пояса. Опускаю за ними туда же свои глаза и понимаю что сайга всё ещё у меня в руках. Настроение хорошее — возьми и брякни:

— Ну как вам сказать — по поводу объёмов передаваемых членских взносов (нежно глажу рукой сайгу и недвусмысленно смотрю на потолок) претензий ещё не было. Так что не понятно — есть ли там кому оценить мою работу или нет... Но если у вас есть желание метнуться туда и от Него принести мне благодарственное письмо — моя вера только укрепнет.

В общем — кажется я начинаю верить в телепортацию.

на весь квартал наверно. Рванули с места все знакомые пацаны, едва его учуяв. Мы не могли устоять перед этой буханкой. Сносило крышу. Донес до бабушки только центральный мякиш. Был полон раскаяния. Она улыбнулась, дала еще 16 коп и послала за новой буханкой.

На второй день такой хлеб был уже не тот. Исчезал и упоительный запах, и вкус. Только на сухари. Но обычно хлеб до сухарей не доживал. Больно уж был аппетитен. И отношение к нему воспитывалось трепетное. Бабушка моя редко назидала. Но уж если она отвешивала что-то поучительное, то делала это строго и серьезно. Впечатывалось навеки. "Не ковыряй в носу — палец отломится". А про хлеб, когда я собрался выкинуть в мусорное ведро недоеденный кусок — "если выкинешь, он тебе по ночам будет потом сниться. Бегать будет следом".

Понимал конечно, что это шутки. Но отпадало начисто желание делать то, что бабушке не нравилось. Как нечто позорное и смешное.

А сейчас возле моего дома не один продуктовый магазин, как в детстве. Аж 4 остро конкурирующих. Но похожих как близнецы. Менеджеров их как будто учили одни и те же, самые тупые американские дяди. Все эти. 99, накопительные карточки для лояльных клиентов, скидки, призы и прочие игры в фантики.

Во всех четырех есть хлебные отделы. Полсотни сортов там навалено — тут тебе и с отрубями, и с семечками, и с жмыхом, и с семью злаками, и чего там только нет. А я вот скажу чего там нет — самого главного. Обыкновенного свежего горячего хлеба. С восхитительным вкусом и запахом. Во всех этих магазинах хлеб без возраста. Ему может неделя. А может, и две. Сужу по тому, что изредка купленный, он так и валяется без всяких изменений — и неделю, и две. Даже плесень им брезгует.

Ну и чего выиграли все эти остро конкурирующие хитрожопые рыцари рыночной экономики? Вкуснейший хлеб моего детства мы покупали каждый божий день по буханке, с пылу-жару. А нынешний — из всех этих уникальнейших 50 сортов мне ни один на хрен не сдался. Хоть семечек туда насыпь, хоть грецкие орехи, хоть хер свой собственный там запеки, эффективный менагер — не пойдет твоя продукция. Потому что, как бы тебе это объяснить, выращенному на комбиэрзацкормах несчастному цыпленку, не знающему вкус настоящего хлеба из-за таких же ушлепков — этот хлеб вчерашний.

Ж: Пошли в бассейн, покажешь

С: Ой какой большой (50 метров дорожки), я таких раньше не видел...

Ж: А какие ты видел?

С: Никакие, у нас в городе их нет

Ж: Ладно, залезай в воду, показывай, что умеешь. С этого края 2.5 метра глубины, с того -- 1 метр.

С: А можно я на мелководье?

Ж: Можно

Студент залезает в воду и "плывёт" (где-то с метр по большей части в сторону дна)

Ж: Что ты мне врал, ты же не умеешь плавать!

С: Умею, Вы только расскажите как нужно и я сразу поплыву

Ж: При плавании надо уметь выдыхать в воду

С: Вот так? (быстро опускает голову в воду и пытается там дышать, едва успели вытащить)

В общем за желание учиться и проявленный энтузиазм жена его записала к себе, пришлось ей, правда заниматься с ним большей частью индивидуально, благо остальные студенты такой заботы не требуют, получают задание и его выполняют.

Зато вчера она мне похвалилась, что этот парень, а так же ещё 5 человек, таких же "умеющих плавать" из других групп, за три месяца научились не только держаться на воде, но теперь могут проплыть без остановки те самые 50 метров бассейна.

деревьев и буйную зелень, которая, казалось, занимала все окружающее пространство.

— А ты: "Не доедем, не доедем! " — широко улыбнулся Андрюха с водительского места и покосился на хозяина машины, сидящего рядом с ним, — Пессимист, блин!

— Ага, с тобой не только пессимистом, с тобой импотентом станешь, — буркнул Сергей, которого изрядно достала езда по лесу за последние полчаса, — с твоим вождением, я себе, по-моему, все, что можно отбил об сиденье! Варвар!

— Эй, мужики, хорош зубы скалить, — вмешался третий пассажир машины, — наливать пора! Мы сюда отдыхать приехали или куда?

— Шо-та ты, Генчик, хватку теряешь, — немедленно отозвался водитель, — я уже две минуты как не за рулем и все еще трезв! У тебя там сзади все запасы, почему не нолито?!

Трое друзей встретились около недели назад в Нью-Йорке, после почти годичной разлуки. Андрей с Генкой приехали навестить Сергея, находящегося в Городе Большого Яблока по делам фирмы практически безвылазно. Тот взял отпуск, и они решили махнуть во Флориду. Из ненастья Нью-Йорка конца марта, в тридцать градусов жары в окрестностях Орландо.

Проехав около тысячи миль, они остановились, в небольшом домике в пригороде и сразу начали планировать отдых. Неугомонный Андрюха сразу нагуглил озеро неподалеку, и компания, затарившись, по-американской традиции, вкусной и здоровой пищей (коньяк, водка, виски, пиво) и прихватив с собой палатку, выдвинулась к озеру.

Свернув с шоссе на проселочную дорогу, джип радостно запрыгал по кочкам, по пути, невзначай, переехав табличку с надписью:

"Danger! Private Property! No Trespassing! " (Опасность! Частная Собственность! Проезда нет!)

— Андрюха, а ты уверен, что это то озеро? , — поинтересовался Генка, кивая в сторону поблескивающей водной глади, — что-то мы вроде несколько долго ехали?

— А какая нафиг разница? — простодушно удивился Андрей, — озеро, оно и в Африке озеро. Покупаться там, рыбку половить, — и он насвистывая двинулся к воде.

— Ты куда, водоплавающее? — окрикнул Геннадий удалявшегося Андрея, — успеешь еще! Вспомни юную пионерию! Палатка, костер, а потом все остальное! — хохотнул он.

— Ага, а еще портвейн "три семерки", — хмыкнул тот, возвращаясь, — а потом все остальное.

Минут пятнадцать все молча суетились, предвкушая скорый отдых душ и тел.

Результатом этих усилий явились небольшой костер, легкая красно-белая палатка, раскошно выглядевшая на фоне буйной зелени и труп курицы, подготовленный к торжественному зажариванию.

Очередной раз, совершенно случайно, повернувшись к озеру, Андрей вдруг изменился в лице и заорал:

— Пацаны! В машину! Все! Бегом! — и первый рванул к джипу.

Все дверцы автомобиля захлопнулись практически одновременно.

— Ты это чего, — начал было Генка, но оceкся и закончил уже шепотом, — Крокодил!

Бледная троица рассматривала, как довольно крупный, метров трех в длину, аллигатор, не торопясь, зигзагообразными движениями подполз к костру, чуть повернув массивную голову набок, открыл светло-розовую пасть и в два движения челюстей, с хрустом, сожрал курицу. Потом также, не торопясь, повернулся и пополз в сторону машины.

Со стороны озера показалось еще пяток таких же, а за их спинами на берег выбирались все новые и новые кошмарные создания. Через несколько минут вся поляна оказалась покрыта темно-коричневыми, блестящими от воды телами. Ситуация усугублялась тем, что все происходило в мертвой тишине (аллигаторы, как выяснилось, не рычат).

— Мама дорогая, — потрясенно выдохнул Генка, — сколько же их здесь?!

Тут над головой у них что-то грохнудо и все животные споро поспешили к озеру, а по берегу забегали люди в темно-синей форме.

В полицейском участке было людно. Да что там — он просто гудел как улей.

Дверь в комнату, где сидели три страдальца, поминутно открывалась, заглядывали лица: черные, белые, желтые — и, что характерно, удалялись, смеясь.

Геннадий внимательно прислушивался к разговору, который вели четверо людей в дальнем углу комнаты. Двое полицейских и двое рейнджеров парка

"Gator Land" ("Земля Аллигаторов"), куда они случайно попали, обсуждали их дальнейшую судьбу.

Один из рейнджеров — стройная голубоглазая блондинка с ямочками на щеках, давила на незаконное проникновение в частную собственность, полицейские же упирали на факт того, что водитель грузовика, привезший еду аллигаторам и открывший ворота за две минуты до того как джип с друзьями через эти ворота проехал, по инструкции должен был эти самые ворота закрыть сразу, как бы при этом ему ни хотелось в туалет.

— Ты посмотри, какая девчонка! — вдруг брякнул пришедший в себя Сергей, — Спорим, моя будет? — и, не замечая вдруг повисшей тишины, продолжил, — И крокодила ихнего я, гадом буду, съем!

Щеки блондинки полыхнули алым. Она медленно повернулась, обожгла троицу взглядом громадных голубых глазищ и отчеканила на чистейшем русском языке:

— Прежде чем говорить, надо думать! Понаехали тут. Мало того, что языка не знают, так еще и аллигаторов с крокодилами путают!

Сережка зарделся.

Пару дней спустя Сергей, ведущий на этот раз машину, решительно подрулил к магазину, торгующему оружием.

— Слышь, — он покосился на Генку, — а как по-английски будет звучать фраза: "А что, отец, гарпуны на аллигаторов у тебя есть? "

Еще через день Геннадий, проводив взглядом джип, отъезжающий от дома, поднял трубку телефона, набрал номер и сказал: "Лена, вы знаете, это тот самый Гена. Да. Сергей, судя по всему, купил ружье и направляется к вашему озеру".

Сергей ехал по дороге, ведущей к озеру, в глубоких сумерках, освещая себе путь только с помощью подфарников. Метрах в десяти от закрытых, на этот раз ворот, он остановился, погасил подфарники и выскользнул в сгустившуюся уже тьму. Постоял несколько секунд, стараясь успокоить грохочущее сердце и сделал шаг. Другой. Внезапно вспыхнувший и ослепивший его свет явился для него неожиданностью, несмотря на то, что он к чему-то подобному и готовился.

— Стоять! Руки за голову! На вас направлено оружие! Вы арестованы рейнджерами! — крикнул звонкий женский голос.

Сергей послушно заложил руки за голову и отвернулся от бьющего в лицо света в сторону своей машины.

Здоровенный [мав]р со зверским выражением лица, держа в правой руке пистолет, левой открыл заднюю дверь Серегиного джипа и... застыл. Из салона автомобиля донеслись явственно различимые звуки "Свадебного марша" Мендельсона. Затем, расплываясь в широченной улыбке, он запихал пистолет в кобуру и, повернувшись, поманил пальцем кого-то из-за спины Сергея. К машине подошла Лена и с любопытством заглянула внутрь. На спинке сиденья был прикреплен плакат с изображением разбитого сердца, пронзенного стрелой, и надписью: "Леночка! Простите меня, пожалуйста! "

На сиденьи лежал громадный букет красных роз с пришпиленой к нему парой билетов на престижнейшее ночное шоу в Орландо. Из угла салона, на все это, невозмутимо взирал небольшой, в половину человеческого роста, плюшевый, зеленый крокодил, сжимающий в передних лапах игрушечное ружье.

Свадьбу сыграли через полгода. Одним из блюд на свадьбе были приготовленные в соусе барбекю ребрышки аллигаторов.

и глотки — прошу заметить — луженые. Короче, картина сливочным маслом: солнце, притихшие птицы в ветвях придорожных тополей, и два рычащих неандертальца, готовых головы друг другу отгрызть.

И тут сквозь вопли и маты отчетливо послышался безмятежный ангельский голосок:

— Котик, а почему ты шумишь?

Один из бугаев втянул голову в плечи, мгновенно съежился в размерах, и рысцой подбежал к маленькой, кругленькой от беременности барышне. Вы помните басню про слона и моську? Что-то типа того: такой виновато юлящий слон и милая толстенькая моська в голубых рюшках. Слон начал что-то объяснять, тыча пальцем в сторону машин, и у барышни медленно стекленел взгляд. Это был даже не взгляд снайпера, а взгляд лаборанта на триста семнадцатую белую мышку за пять минут перед взвешиванием мышиной селезенки. Не мигающий. Холодный. Мертвый.

Барышня с улыбочкой Ганнибала Лектора двинулась ко второму водиле, не сводя с него глаз, так, что тот только попятился (у меня самого гнилым холодком по спине потянуло), и на расстоянии метра в два тихо и четко распорядилась:

— А ну в [ман]ду отсюда.

Водила на полусогнутых бросился в машину и немедленно смылся.

Есть еще женщины в русских селеньях, есть.

ракурс, еще через час... и так далее, ведь их же нельзя остановить и попросить пройтись для второго дубля.

Одним словом обычная съемочная суета.

Замполит роты Олег – хороший мужик, в очередную смену караула, посмотрел на часы и вдруг говорит:

— Ты сейчас снимай не солдат, а публику, которая будет на них смотреть.

Сними не пожалеешь.

Я удивился, но послушался и не пожалел — это оказался мудрый совет.

Мы с оператором перелезли через ограждение, зашли за Вечный Огонь и начали снимать публику сквозь пламя по переднему плану.

Примаршировала новая смена, вдруг люди пооткрывали рты, как будто они увидели не солдат, а инопланетян...

Я присмотрелся и правда караульные с разводящим шли не то что синхронно, а просто как роботы... и все какие-то неправдоподобно одинаковые.

Пораженные зрители от удивления даже забывали их фотографировать. Только потом я понял, что разводящий и двое караульных были тремя братьями близнецами.

Внутри, за кремлевским забором все эти "киборги" превращались в обычных жизнерадостных мальчишек, даже не верилось, что это те же сверхлюди, которые стоят там, у Вечного Огня...

Рядом крутился мой четырехлетний сынок, он мерил фуражки и хватал всех за карабины, пытаясь примкнуть штык.

Мы брали у солдат маленькие интервью: "Тяжело ли без движения стоять целый час? ", "Что ты чувствуешь у вечного огня? ", "Какие забавные или не очень случаи происходили на посту? " и т. д.

Каждый очень искренно говорил о себе. Рассказали, как однажды к огню поперлось пьяное мурло, не обращая внимания на окрики. В результате

"мурло" получило от часового — отверстие штыком в области ягодицы, а часовой получил отпуск на родину, так что если кто не в курсе: эти ребята далеко не манекены в военной форме...

Я спросил пацанов:

— А не трудно ли сдерживаться, когда публика пытается вас рассмешить?

Смеяться-то нельзя...

Они наперебой стали рассказывать, какие иезуитские способы бывают у зрителей, лишь бы "расколоть" часового: и рожи корчат, и разные звуки издают, часто травят анекдоты, но стоишь, не подаешь виду, зато в караулке все ржут потом как подорванные. А на посту нет, такого быть не может... Как будто выключателем отключается способность смеяться.

Один парень рассказал, как однажды стоял на посту и тут его из толпы случайно увидела одноклассница, она была в Москве проездом.

Кричит: "Ваня! Ваня! Это ты, или не ты!? "

Часовой конечно и бровью не повел...

Хорошо, что одноклассница догадалась дождаться до конца часа и пойти за караульными до дверей в стене.

Парень отпросился, вышел и минут двадцать поболтал с девчонкой у ворот.

Мне понравилась эта история, и я попросил пересказать ее еще раз на камеру.

Солдат согласился.

Включилась камера, но парень впал в ступор (такое бывает).

Единственное, что он смог заикаясь из себя выдавить:

— Меня зовут Иван Иванович... эээ...

Все вокруг просто таки упали от смеха, думаю что товарищи его с тех пор только так и называют: Иван Иваныч.

Съемка закончилась, мы попрощались с ребятами и пошли с сыном прогуляться по Александровскому саду: поели мороженого, полюбовались на фонтаны.

Напоследок сынок захотел еще разик посмотреть на смену караула и тогда уже поехать домой.

Я посадил хлопца себе на шею и протиснулся сквозь публику поближе к самому ограждению. Еще семь минут и будет смена.

Ждем.

Вдруг Сынок, сидя на моем загривке, показывает на часового рукой и громко говорит:

— Папа! Папа! Смотри! А вот с ружьем Иван Иваныч!!!

Через секунду часовые синхронно (а они все делают синхронно...) покраснели и стали медленно опускать головы на грудь пряча лица под фуражками, потом мелко затряслись...

Видимо они переживали, что-то среднее между орг@змом и микро-инсультом...

Я быстро унес своего подстрекателя подальше.

Хорошие они все-таки ребята, с юмором. Не зря каждого из них отбирают одного из двух тысяч.

Впрочем, к истории это отношения не имеет. Заправка благоустроенная – с магазинчиком, с кафе – всё, как полагается.

А рядом находилась "точка", на которой трудились, как теперь говорят, "девушки с пониженной социальной ответственностью". Эти труженицы частенько пользовались туалетом заправки "в целях личной гигиены" и кафешкой, в которой перекусывали. Естественно, что оба коллектива – заправки и "точки" знали друг дружку в лицо, а иногда и выпивали вместе, после трудовой смены. А один из заправщиков – назовём его Лёха – парень молодой, холостой – время от времени, когда заводились лишние денежки, активно пользовался услугами "соседок".

И вот однажды, во время очередного спонтанного совместного "корпоратива" — кажется, в честь Восьмого Марта – когда народ уже дошёл до кондиции, у кого-то возникла гениальная, как показалось всем, идея – Женить Лёху! И невесту определили сразу же – девушка с творческим псевдонимом, скажем, Снежана была его "любимицей" в те периоды, когда Лёха решал гульнуть.

Возражения "жениха" отмели сразу же, как недостойные. Ни внимания, ни уважения. Осталось только получить согласие "невесты". С этим вышла заминка – дама успела уже изрядно захмелеть и задремать, прямо за одним из столиков. Когда её растолкали и оповестили о радужных перспективах скорого замужества, девушка только смогла обвести всех мутным взглядом и спросить:

— За кого?..

Все дружно указали на совсем не радостного Лёху. Снежана сфокусировала на нём зрение и твёрдо изрекла свой вердикт:

— Не… за него – не пойду. Он по [м]лядям ходит! – и, снова уронив голову на руки, тут же уснула.