Свежие истории от 15 июня 2016

я друзьям позвонил, попросил забрать меня с места аварии, до дома добросить. А друзья мои — типичные гопники: "Адидас", стрижки "под ноль", машина — в народе "пятнашка" (в глухой тонировке, как полагается, с рэпом из всех восьми колонок, посажена так, что чуть дном не скребет). Короче, "ровные пацаны".

Вот, значит, забрали они меня, я на переднем пассажирском сижу, кровью истекаю потихоньку, ну и встали мы на третьем кольце на съезде в пробку небольшую. Рядом стоит кроссовер (Ниссан Жук, кажется), за рулём мужик лет 29, рядом девушка лет 25, на заднем сидении две девочки лет 4-5. Мужик с девушкой курят, о чём-то разговаривают. И вот что-то в мозгу моём щелкнуло, думаю: не дело это, в закрытой машине вдвоем на детей дымить. Подрастут девочки — там сами пускай за себя решают, а сейчас нечего дышать пакостью этой.

Достаю из пачки пять сигарет — себе и друзьям (а у нас правило такое - тот, кто рядом с водителем сидит, на всех прикуривает, а потом раздает), аккуратно вставляю в зубы, прикуривать, одновременно с этим делаю музыку громче и опускаю окно. Как и ожидалось, от громкой музыки головы водителя и пассажира "Жука" поворачиваются в нашу сторону, и взглядам их предстает следующая картина:

В хлам затонированная "пятнашка", из которой доносится что-то вроде "а я курил и курить буду", опускается окно и появляется нечто: заляпанное кровью, совсем не похожее на нормальное человеческое, лицо, с пятью сигаретами в зубах, с отвисшей из-за этого губой, краснющими после аварии и табачного дыма глазами и широко улыбающееся в сторону "Жука" сломанными зубами.

О, эти лица! Сказать, что они офигели — не сказать ничего. Сигареты из их рук выпали сами собой. Так же были скомканы и две сигаретные пачки, которые, по видимому, были потом еще и растоптаны. Судя по губам, мужик сказал что-то очень похожее на "да ну нах[рен] так жить" и пытался больше в нашу сторону не смотреть, а девушку, кажется, чуть не стошнило от увиденного, но пачку сигарет она комкала ну оооочень яростно.

Вот такая история"

Не курите, когда рядом дети. Не травите их здоровье

грузит и "десятка" дэпээсная рядом стоит на аварийке. То есть сейчас и сюда подъедут. У нас они постоянно пасутся, улочка тихая, паковать им удобно. А водила их не видит что ли из-за трактора, стоит себе, курит, дым идёт из окошка. Ну, думаю, пойду, сгоню, пока он проблем не огрёб себе по самые рыжики. Не то, чтобы я альтруист какой, но примут же остолопа, езда по встречке, лишение.

Подхожу, картина маслом – две девушки сидят, сигаретки вовсю сосут тонкие, музон орёт. Вот же, дурёхи, думаю, ладно, тем более помочь надо. Ну, и к ним обращаюсь:

— Милые дамы – говорю – вижу, вы заняты, но можно к вам обратиться? — девушки они всё же, чего бы с шуткой не подойти-то?

И вот тут всё как-то странно пошло. Пассажирка на меня только слегка и покосилась, причём даже голову не повернула (богиня, по ходу), а та, что за рулём окно ещё чуть приоткрыла и так презрительно мне через губу:

— Ну, чего надо-то?

Я, честно говоря, даже опешил немного. И даже ответить-то не успел, как она мне снова задвинула:

— Что, освободился недавно? Что, справку потерял, воровать не умеешь? Помочь тебе, чем можем? Да затрахали вы уже клянчить! – и окошко обратно, бамс, и закрыла.

А я так, как дурак, стоять и остался. Потом к крыльцу отошёл, закурил. Ничосе, думаю, сходил лось за солью, вот и делай людям добрые дела. Ну, на себя так со стороны глянул, да вроде нормально выгляжу. Не во фраке, понятно, в каких-то там джинсах, кроссовках, но как бы на бомжа не похож ни разу. Охренеть, короче…

Ну, а дальше всё по законам жанра. Мусора их замечают, к ним, брык, подкатывают, инспектор такой-то, все дела. Я стою, курю, наблюдаю. Они тут обе выскакивают, поначалу улыбаются как стюардессы, мол, здрасьте, хи-хи, ойчтонельзятутстоять, хи-хи, амынезнали, хи-хи, ойизвините, хи-хи и так далее…

Минуты три он этим дурам растолковывал, что они, собственно говоря, нарушили. Смотрю, обе зубы сушить перестали, та, что за рулём документы суёт ему, а сама вся бледненькая такая стала и глаза уже как озоновые дыры.

Тут он ей доводит, что за это ей будет, и она вообще в транс входит, реветь начинает, мол, простите. И пассажирка вокруг них бегает, щупальцами машет и тоже ноет, простите, отпустите. Тараканьи бега, короче.

А инспектору пофиг, видимо, насмотрелся уже. Вообще не ведётся, водительницу оформлять уводит, а пассажирка возле машины остаётся. Постояла немножко, потом вдруг ко мне оборачивается и так возмущённо выдаёт:

— Что, нельзя было сказать нам по-человечески!!? (По-человечески!!)

— Да, ты мой яблонь цвет – отвечаю – так я же к вам вроде по-хорошему и подходил. А уж почему вы по-человечески не понимаете, я не знаю.

Розенбаум, кудрявый композитор Корнелюк, пожилая, но по-прежнему сдобная Людмила Сенчина, ну, и бессмертные Эдита Пьеха (иногда с внуком) и Эдуард Хиль. В общем, чем богаты.

И тут вдруг внезапно выходит на сцену композитор Каравайчук...  

Если вообразить себе самый скверный характер, который возможно вообразить, то у композитора Каравайчука он ещё хуже. Живёт он в крошечной комнатке, в которой едва помещается рояль. За этим роялем он обедает и на нём же спит. Когда его приглашают куда-то выступить, он снимает с подушки свою единственную ни разу не стиранную наволочку для того, чтобы надевать её на голову во время выступления.

Тот, кто пригласил такого человека на торжественное мероприятие, наверняка понёс впоследствии самую суровую и совершенно заслуженную кару. Ибо это было актом чистейшего и неприкрытого вредительства. При Сталине за такое вообще расстреливали.

Ну, и значит, выходит этот композитор Каравайчук к микрофону и говорит своим невыразимо противным скрипучим голосом:

"Дорогие друзья! Всё то, что вы тут слышали, — это была страшная поебень. Для тех, кто думает, что он ослышался, повторяю: ПО-Е-БЕНЬ. А теперь мы будем слушать музыку".

И в мертвецкой тишине, в которой не пискнула даже Валентина Ивановна, композитор Каравайчук сел за рояль, надел на голову наволочку и заиграл что-то волшебное.

Дмитрий Горчев