Свежие истории от 5 января 2011

уже были, а 1/3, соответственно, туда собиралась. И был междусобойчик небольшой офицерский по двум поводам сразу. С водкой в тогдашней Литве проблем не было(это в России за ней давились), посуды вот одноразовой просто еще не было, на обмывание в ресторанах не было денег, да и не принято тогда было(максимум- в офицерской столовой).

Вот и оказалась офицерская компания на природе, все свои, без большого начальства. Самый главный — комбат, но он был только что из этого самого ОКСВА, и еще не вспомнил, как щеки надувать.

Сидели душевно, пили конечно, но в меру. И вот, на фоне приема "Столичной", начались разговоры о службе, в том числе о прибывших из "учебки" молодых сержантах. И ничего особенного в этих разговорах не было, кроме того, что в ВДВ все-таки и сила ценилась, и пошел майор хвастать новым санинструктором — и рост под 2 метра, и кулаки "с голову пионера" и МКС(многокупольная система, тяжелая, зараза!) в одного поднимет. А самое главное, хвастал, что в деревне у себя бычка кулаком сбивал. И пошли варианты — можно или нет, кулаком или ногой, куда бить. Появились два лагеря — "можно" и "не получится". Горячо спорили. Точку поставил комбат: "Надо проверить! "

Был в этом литовском городе мясокомбинат, очень вкусную колбасу делал. А охраняли его такие же ВДВшники, только на пенсии. Поэтому решить вопрос можно было не напрягаясь.

Подготовительные мероприятия заняли не больше часа — забрать из полка санинструктора (и правда паренька очень крупного) и на мясокомбинат(нач охраны уже из дома позвонил туда).

Диспозиция такая(ни до, ни после на мясокомбинате не был, пишу как помню). Скот на убой загоняют в такой бассейн без воды, что ли, с довольно высокими стенками, на выходе из этого сооружения в узком проходе его встречает рабочий с разрядником на проводе, убивает животину током, ее затаскивают внутрь, и следующий пожалте бриться.

В нашем случае вместо рабочего (поздний вечер, хоть и светло) был охранник, а вместо скота был бычок (вообще-то обычный крупный теленок)довольно смирный и добродушный. Гвардеец наш (мотивация — "положишь бычка кулаком — через 3 месяца в отпуск") спрыгивает в этот бассейн, судьи — наверху на стенках, охранник с разрядником у узкого выхода.

Сержант подходит к смирному бычку, картинно снимает берет, кладет бычку на башку, и голым кулаком мощно бъет. Звук ужасающий, плохой звук. Бычок шатаясь падает на передние ноги, из носа — кровянистая жижа и сопли, начал медленно заваливаться на бок. Гвардеец растирает кулак и довольно улыбается, судьи уважительно кивают.

Дальнейшее и Михалков бы не снял — бычок втягивает в себя слюни и бросается на сержанта, охранник с разрядником бросается на бычка, но кабеля не хватает, гвардеец пытается запрыгнуть на бортик, но не получается, главный судья спрыгивает вниз с бортика, выталкивает сержанта, но сам остается перед бычком и уходит от него зигзагом. С минуту комбат грамотно уклоняется от бычка, потом перемещается ближе к разряднику, орет на охранника, животное убито разрядом.

Конечно, вложили, разборки были, келейные, правда, никто не пострадал, все довольны. Кэп (командир полка)впендюрил, как водится, но без фанатизма, бычка-то контузили и кулаком и наш сержант. Новоиспеченного майора драть - только карательные органы свои тупить. Он ведь в Афганистан едет, задержи его В Союзе он только благодарен будет. Комбата, ессно, драли отдельно. По окончании сеанса он только сказал: "Тореадором на пенсии точно не буду, страшно, [м]ля!". А на кителе у него — колодки двух орденов "Краной Звезды", медали "За отвагу" и пару орденов от иностранных правительств...

капустника ему накрыли стол с грибочками, индейкой, коньяком и конфетами "Коровка".

Рядом с собой за стол Сафонов усадил курсантку Лену (была у нас пара горячих девчонок на военке!) и часа полтора очень мило с ней беседовал.

Не подумайте чего плохого — генерал был сама галантность, только ручку себе поцеловать позволил.

На исходе второго часа товарищ генерал (уже слегка пьяный) как-то странно посмотрел на Лену, крякнул и сказал недовольно:

— А вот всё-таки не место женщине в армии, не ме-сто. Друг — если он настоящий мужик — всегда выручит из беды. А на женщину надежды нет. Один раз я, можно сказать, был на краю гибели. Мылись мы, молодые лейтенанты, в бане. Взял я, значит, в руки шайку с водой и шлёпаю по полу. А пол весь мокрый, я ка-а-а-к поскользнулся — и чуть не пробил себе висок об угол скамейки! Вот сантиметр бы ещё — и всё, трындец, поминай как звали.

Слава Богу, рядом Митька Панкратов стоял, друг мой — я как падать начал, шайку из рук выпустил и за первое, что в руку попалось, ухватился. За

Митькино самое дорогое. .. Потому и выжил. А будь вместо Митьки девушка?

Погиб бы Сафонов...

но рыбак ее продавал по дешевке и мог прокормить семью, не выходя в море. Правда, рыбу он продавал все равно капиталистам и тем способствовал их еще большему обогащению, тут у Лагина что-то недодумано.

Рассказала знакомая. Точнее, рассказывал ее муж, а Оля только кивала.

Когда ей было лет 11-12, ее родители, преподаватель вуза и учительница, задолбались строить коммунизм и решили перебраться в Америку. Тогда ехать в Америку было не то, что сейчас. Надо было получить вызов в

Израиль от несуществующих родственников. Предъявить его почему-то в голландское посольство. Огрести положенное количество люлей от советской власти, включая увольнение всех членов семьи с работы и исключение из вузов. Просидеть пару-тройку лет в отказе, перебиваясь случайными заработками. Сдать государству квартиру. Заплатить за лишение гражданства. Выехать в Вену. В Вене подать прошение на американскую визу. И дожидаться ее почему-то в Италии.

Из школы детей отказников не исключали, но учиться тоже было мало веселого. Наш пионерский отряд идет в кино, а ты, Рубинчик, не пионерка, тебе пусть кино в Израиле показывают. Хотя Оля была пионерка не в пример иным прочим. Праведный советский ребенок, выросший на "Незнайке на

Луне", стихах Михалкова и том же "Хоттабыче". Ехать в оплот империализма, где линчуют [мав]ров и безработные спят под мостами, для нее была трагедия. Она на коленях умоляла остававшихся в Союзе дядю и тетю взять ее к себе, но ничего не вышло. Пришлось ехать с родителями.

Итальянский городок Ладисполь, где жили в ожидании виз 90% беглецов из

СССР, напоминал Содом и Гоморру во время Вавилонского столпотворения.

Снять квартиру за деньги, сообразные с полученным пособием, не было никакой возможности. Нашим героям несказанно повезло: к ним, сидевшим посреди площади на чемоданах, подошел дяденька с золотым зубом, представился дядей Борей и сказал, что он тут уже полгода, снимает чудный домик в рыбацкой деревне дальше по побережью и ищет, с кем разделить жилье и квартплату.

Из деревушки было далековато добираться до Ладисполя и Рима, зато там жилье стоило разумные деньги, было тихо, красиво и можно было покупать у рыбаков вкуснейшую свежепойманную рыбу вдвое дешевле, чем в Ладисполе.

Чуть освоившись, Оля с родителями по дяди-Бориному совету отправились в

Рим – посмотреть город и посетить гигантский рынок Американа, где тысячи бывших совков пытались продать итальянцам привезенные с собой товары.

Спросом пользовались фотоаппараты, бинокли, мельхиор и почему-то презервативы. Мне трудно представить себе, чтобы итальянцы использовали советские "изделия номер 2" по прямому назначению, наверно, нашли им другое применение, учитывая их прочность и невероятную дешевизну. Хотя кто их знает, католическая страна, может, у них и таких не было. У

Олиного папы тоже имелось в чемоданах кое-что на продажу, это был единственный способ привезти в Америку чуть больше, чем разрешенные к обмену 90 долларов.

Вернувшись поздно вечером в деревню, они не обнаружили никаких следов дяди Бори, а также своих вещей и только что полученного пособия. Сосед наконец получил визу и улетел в Америку, а перед отлетом спер и загнал перекупщикам все плохо лежавшее и хорошо лежавшее тоже, вплоть до сохшего во дворе белья. Оставил книги, зубные щетки и два пустых чемодана. Вообще у тамошней публики считалось чуть ли доблестью накануне отъезда кинуть лохов-новичков на сотню-другую долларов, но до прямых краж у своих никто не опускался. Да и сложно было бы это осуществить в перенаселенном Ладисполе, пустая деревня – другое дело.

Ситуация была не совсем из разряда "в войну украли хлебные карточки", до следующего пособия они бы перекантовались, а на пособие можно было кое-как существовать и в Италии, и в Америке. Но все равно, удар доволько сильный. Насквозь атеистическая советская интеллигенция почему-то очень падка на самую дешевую мистику. Джуна, телепатия, биоритмы и все такое прочее. Особенно в тяжелые жизненные моменты.

Не была исключением и Олина мама.

Есть, если знаете, такой способ гадания по книге. Берешь первую попавшуюся книгу, открываешь на случайной странице, читаешь случайную строчку и пытаешься ее истолковать как знамение судьбы. Вот мама и попросила Олю погадать. Попался "Хоттабыч", та самая глава, которую я изложил в начале рассказа. "Он раскрыл чемоданы, и все увидели, что они доверху заполнены великолепной, отливающей серебряной и золотистой чешуей живой рыбой" — прочитала Оля звонким голосом.

— Да, — растерянно отозвалась мама. — Чемоданы он действительно раскрыл, не поспоришь. А вот рыба к чему?

Но тут вмешался молчавший до сих пор папа.

— Стало быть, чемоданы, — сказал он. — И рыба. Интересное сочетание.

Назавтра он занял денег, купил у рыбаков два чемодана свежего улова и повез на импровизированный рынок в Ладисполь. Товар ушел влет, в магазинах было дороже, да и совковая психология требовала покупать из-под полы у своих, а не у чужих и официально. На другой день папа приобрел весы и подобие складного прилавка. За прилавок встала Олина мама, а папа с Олей подвозили ей свежую рыбу. Конечно, налогов они не платили, разрешений не получали, бизнес был насквозь незаконный, как и вся русская торговля в Ладисполе, и только потому выгодный. Но итальянская полиция давно махнула рукой на русский караван-сарай и только ждала, когда он наконец уберется с их территории.

Через полгода, получив визу, они летели в Чикаго уже с полными чемоданами. Причем доллары составляли настолько значительную часть груза, что хватило купить за наличные дом и открыть магазин русских деликатесов на Диване (чикагский аналог Брайтон-бич). Магазин работает и сейчас. А Олиного дядю, который остался в Союзе, убили в девяностые.

Он-то никаким бизнесом не занимался, просто шел по улице, догнали и выстрелили в затылок. Наверно, спутали с кем-то. Так что Оля теперь не очень жалеет, что уехала.