Свежие истории от 11 ноября 2006

подружки, не навестить которых было бы просто преступно. Ну, и примерно раз в две недели мы старались в стольном городе на выходные отмечаться. До Киева добирались как принято у нас — все летчики братья (за исключением некоторых потерянных личностей), поэтому экипажу пару пузырьков (им радость и нам приятно), а мы либо в салоне, либо в кабине.

Это была присказка. Теперь к делу. Собрались мы "со товарищи" в очередной раз в Киев, договорились с экипажем, стоим в кабине и ждем, пока дежурная уйдет. Один из летчиков предупредил:

— Парни, дежурная сегодня зломерзкая, выгонит нахрен, поэтому стойте в кабине до взлета, а потом смело топайте в багажный отсек, в салоне мест вряд ли найдете. (Поясню: в Ан-24 багажный отсек находится в хвосте и отделен от салона только шторами). Ладненько, нам-то все равно как лететь, тем более полет занимал чуть меньше часа. Самолет взлетает, и мы вчетвером спокойно выходим из пилотской кабины и гордо двигаемся через весь салон в багажник. (Небольшая, но важная для рассказа деталь: чтобы пройти без проблем на перрон приходилось надевать форму, а поскольку дело было зимой, то все мы были еще и в летных куртках, т. е. от летчиков практически не отличались). Еще "по пути" я отметил недетское удивление, граничащее с легким ужасом, в глазах пассажиров, но списал это на обычный пассажирский "взлетный мандраж". Добравшись до багажника мы положили на пол парочку чемоданов и уютно устроились на них.

Получилось так, что я сел в самом проеме, где должна была висеть штора (ее уже давно оборвали), спиной к пассажирам. Только я собрался покемарить, как один из товарищей достает бутыль с зеленым змием и колбасу: — У меня день рождения завтра, а мы не увидимся (он сам киевлянин), давайте сейчас это дело и отметим. Упрашивать никого не пришлось, через пару минут из очередного чемодана соорудили столик фуршетный и начали человека поздравлять. Прошло минут 15-20, мы уже в приподнятом настроении, разговоры разговариваем, и тут кто то меня по плечу сзади хлопает. Оборачиваюсь — стоит дядька, (ему бы в фильмах по Гоголю сниматься без грима: сто процентный х@хол. Пузо необъятное, тыква лысая, в руках шапка размером с канализационную крышку, одно ухо которой торчит строго вверх, и в дохе. Стоит и смотрит на нас. Беру стаканчик, протягиваю ему. Мужик смотрит на стакан (на то, что внутри, точнее), глотает слюну, и говорит:

— Та ни-и, я делэгат от пассажиров...

Далее очень длинная пауза. Я не вытерпел:

— И что?

Мужик:

— Я делэгат от пассажиров... — опять пауза.

Тут уже все начали возмущаться, что, мол, на всех пассажиров у нас не хватит, давай бахни стакан — и на свое место баиньки.

Мужик:

— Та ни-и, я же делЭгат... Вы вот тут сидите, пьете, а самолет, понимаешь, летит. А скоро, понимаешь, Киев... Пассажиры волнуются, просят вас обратно, понимаешь, в кабину... И тут только я допер, почему вся толпа так на нас смотрела (и, видимо, продолжала смотреть, я спиной к ним сидел). Они решили, что мы — экипаж. Сидим, "понимаешь" водочку употребляем, вместо что бы самолет пилотировать... Вот они гонца и отрядили. Как говорится "И тут Остапа понесло", на меня снизошло вдохновение:

— Делегат, — говорю, — ты не трясись. Сейчас на ваших глазах происходит испытание новой авиационной компьютерной навигационной системы — самолет сам взлетит, ты это видел, наберет высоту, снизиться, сядет и даже зарулит на стоянку. Нам запрещено заходить в кабину, до окончания полета. Так и передай народу. Свободен.

Мужичонка понуро развернулся и поплелся ответ держать перед пассажирами. Гляжу — народ пристегиваться начал, сумки с верхних полок снимать, читать таблички, где написано, какую позу принять при аварийной посадке (некоторые даже тренироваться начали). Пока мы смеялись — самолет снизился, сел, зарулил. Народ сидит позеленевщий, сопли бахромой висят, никто не шелохнется, к выходу не прут по головам друг друга. Идеальный пассажир, одним словом. А когда остановились двигатели, и из кабины показался экипаж — начался Содом и Гоморра. Вначале небольшая пауза с гробовой тишиной (переваривали, осознавали), а потом рев хохота, друг друга по спине хлопают, поздравляют друг друга (с чем, интересно?), и самое главное — тычут в делегата, пальцами у виска крутят и тащатся, мол, какой дурак — поверил, чуть в штаны не навалил (а сами, типа, смелые и умные, не поверили). Еще стоит отметить выражение лица стюардессы — она-то не при делах была. Стоит, то на юбку себе смотрит, то на колготки (дырки ищет, а иначе чего люди то ржут как лошади?) и так минуты 2-3. А мы, вдоволь нарадовавшись зрелищем, потихоньку слиняли, а то ить и по фейсу не долго получить, когда радость уляжется.

во время полетов остаток топлива контролировали очень тщательно.

И вот, идут полеты. Руководитель посадки (РП) управляет очередностью посадки — у кого остаток меньше, садится первым, у кого побольше — загоняют в зону ожидания. Каждый подходящий борт называет свой номер и остаток топлива. Вдруг — в эфире звучит чужой номер. РП (на автомате):

— Доложите остаток!

Чужой (с удивлением):

— Полтонны...

На КП возникает нехорошая тишина. Все понимают, что для бомбера, турбины которого жрут керосин, как бегемот веники, полтонны — это "на одну затяжку".

РП:

— Доложите положение шасси!

Чужой (весело):

— Шасси не убираются и не выпускаются!

Начинается аврал. Срочно расчищается коридор, медики и пожарные прыгают по тачанкам и несутся к предполагаемому месту катастрофы. Напряженное ожидание. И вдруг — над полосой показывается "кукурузник" Ан-2 с раскоряченным шасси, которое убрать можно только отпилив, а емкость топливных баков никогда не была больше 700 кг. Этот урод перепутал аэродромы и, уж заодно, решил пошутить. Говорят, что после посадки экипаж ловили всем расчетом боевого управления

слезами, поэтому пришлось собрать все нервы и молчать. Молчать изо дня в день. А иногда так хочется дать Маргарите Николаевне Петуховой по морде. Но я сделал по-другому. В нашей местной газете дал объявление: "Избавляю от радикулитов и почечных колик — быстро, надежно!" Указал там телефон друга, а газету как бы невзначай оставил у нас на кухне. Теща спиной мается. Она в детстве занималась гимнастикой, упала с бревна и чего-то там себе повредила. Во всех знахарей и целителей она верит истово.

Вот и позвонила туда, записалась к моему старому приятелю на прием. Он сам врач, осмотрел ее и посоветовал свежую мочу САМОГО НЕНАВИДИМОГО ею человека. Разумеется, моя кандидатура оказалась вне конкуренции. Вечером теща долго не могла подойти к нужной теме, переговоры вела через Наташу. Я сперва артачился, мол, что вы за бред удумали, но потом нехотя согласился. Теща в ночной рубашке стояла в ванне на четвереньках, а ей поясницу поливал. День перед этим в туалет не ходил, чтоб побольше скопить. За ту минуту у меня перед глазами все четыре года совместной жизни прошли. Такого облегчения не испытывают, наверное, даже космонавты после возвращения на родную Землю!

Самое смешное: Спину-то у Маргариты Николаевны отпустило! Это раз. С тещей теперь у меня отношения золотые. Это два. Даже когда она по старой привычке начинает кудахтать, у меня всплывает в памяти эта история. И так на душе легко становится.